Новая книга Войновича полностью подтверждает правоту Казака. Несмотря на прославленную трилогию о солдате Иване Чонкине, на остроумнейшую «Иванькиаду», на блестящую пьесу «Трибунал», «Автопортрет» имеет все шансы быть названным в будущих учебниках литературы вершинным произведением писателя.
Автопортрет: Роман моей жизни
Войнович наделен невероятно подробной и точной памятью. Его дотошность в описаниях и перечислениях, идет ли речь об ассортименте послевоенного колхозного рынка или о довольствии призывника начала пятидесятых, поражает. Он помнит в деталях обстановку комнат, где жил, города и села, куда приезжал, родных, знакомых, сослуживцев и однополчан. Обычно воспоминания, даже лучшие, движутся пунктиром — мемуары Войновича напоминают скорее прямую, прочерченную через несколько десятилетий. Огромный, почти 900−страничный том читается на одном дыхании. Автобиография дорастает до эпоса, частная история оборачивается изображением жизни страны как целого.
Во многом это объясняется особенностями биографии Войновича. Его
Казалось бы, завидный жизненный опыт для начинающего советского писателя. Вот только Войнович из своих «трудовых университетов» вынес совсем не тот запас впечатлений и эмоций, который нужен был правоверному певцу социалистической действительности. Да и время настало уже другое — в Москве Войнович оказался сразу после XX съезда, в самом начале недолгой оттепели, и уже через несколько лет активно печатался в легендарном «Новом мире» Твардовского. Потом были всесоюзная известность, нападки официозной прессы, петиции в защиту диссидентов, публикации за рубежом, наконец, вынужденный отъезд в Германию в 1980−м.
Наверное, у каждого из тех писателей, кто, подобно Войновичу, уйдет в семидесятые в самиздат и эмиграцию, был в биографии некий более или менее частный эпизод, ставший для них со временем символом советской системы в целом. Для Солженицына, например, это лагерь. Для Войновича — армия. Автор сам с удивлением признается: «Поначалу я думал, что на описание всей армейской службы мне хватит
Именно в армии Войнович проникается ощущением абсурдности советской системы. Именно в армии понимает, что отношения между старшими и младшими в этой системе построены на вседозволенности одних и бесправии других. Именно в армии учится бороться с унижениями и противостоять несправедливости со стороны старших по званию. Именно в армии осознает, что советская иерархия основана на принципе негативной селекции (в книге есть замечательный эпизод, когда командир обходит строй новобранцев и, заглядывая каждому в глаза, безошибочно назначает на младшие командные должности самых тупых и не склонных к рефлексии). Наконец, именно здесь Войнович написал свой первый диссидентский текст — письмо с отказом служить в армии государства, которое преследует его мать (ее как еврейку в период борьбы с космополитизмом выгнали с работы). Впрочем, поразмыслив, автор изорвал это письмо в клочки и спустил в уборной.
Не случайно через несколько лет именно солдат — Иван Чонкин — станет героем самой известной книги Войновича. Кстати, настоящего Чонкина (точнее, Чонгина) Войнович встретил во время службы в Польше. По описанию автора, это был недотепистый парень, якут по национальности, не способный зазубрить устав, не умевший отдавать честь и «чувствовавший себя человеком только на конюшне». Конец его был трагичен — офицеры, бравшие Чонгина на охоту в качестве следопыта, случайно застрелили его…
Московские главы книги несколько проигрывают в интересности армейской и доармейской жизни автора. Хотя, возможно, дело здесь в том, что о столичных шестидесятниках, будь то писатели или диссиденты, и без Войновича написано немало, а вот солдаты, колхозники, путевые обходчики — люди бесписьменные, мемуаров не оставившие, и их быт, вкусы, настроения документированы гораздо хуже. Любопытно, что к своему домосковскому окружению Войнович чаще всего снисходителен, тогда как