Традиционалистские коды «Хроник Нарнии»

Нарния – это не вся альтернативная Вселенная Льюиса, а только один из множества параллельных, взаимопроникающих миров. И даже не один целый мир, а всего лишь одна страна в одном из миров. Но страна центральная. Своего рода земля обетованная, где полнее всего воплотился замысел Создателя. Но обетованная не избранному племени из числа людей, а многим живым созданиям. Людей среди них немного. В Нарнии они предназначены царствовать, если отвечают этому высокому предназначению.

Прежде, чем написать «Хроники Нарнии», Клайв Стэплз Льюис (1898-1963) был уже довольно известным в Англии религиозным писателем. Прямыми христианскими аллегориями проникнуто и его наиболее известное русскому читателю семикнижное произведение. Любопытно, что к христианству Льюис пришёл от почти полного неверия и в довольно зрелом возрасте.

Известно, что на становление религиозности Льюиса сильно повлиял его друг и однокашник по Оксфорду Дж. Р. Р. Толкин (1892-1973). Как-то Льюис, Толкин и ещё один их приятель с вечера допоздна беседовали о христианстве. О том, что произошло на следующий день, сам Льюис признавался: «Когда мы отправлялись в зоопарк, я ещё не верил, что Иисус Христос – Сын Божий, но когда мы туда пришли, я уже верил». Правда, к огорчению ревностного католика Толкина, Льюис стал англиканином, каким были его родители.

Вряд ли случайно, что полное осознание своей веры пришло к Льюису именно в зоопарке, как бы ни казалось кому-то странным и даже кощунственным такое сопоставление. Это находится в прямой связи с той ролью, которой писатель наделил животных в «Хрониках Нарнии» – ролью разумных существ. Можно такую связь объяснять, например, тем, что в поведении всех живых существ Льюис видел зачатки искры Божьей – души. Можно и тем, что Льюис просто был неравнодушен к братьям нашим меньшим и желал, чтобы хоть в изобретённом им мире они были избавлены от преследований и жестоких страданий, каким многие из них подвержены в нашем мире, где правят люди. Это, в конце концов, неважно. Пути к Богу сугубо индивидуальны, и если созерцание живых созданий Господа внезапно помогло одному из людей осознать главную истину христианства – что в этом плохого?

Тот мир, который занимает центральное место в «Хрониках Нарнии», непохож на наш в первую очередь своей одушевлённостью. Я бы даже сказал – одухотворённостью. Правда, иной возразит – не одухотворённостью, а разумностью. Не соглашусь. Разве способность к членораздельной речи, которой в Нарнии наделены многие животные, – признак разума, а не духа? Что такое разум без духа – это Льюис подчёркивает постоянно. Вспомним, что не обладавший соответствующий духовным настроем профессор Эндрю Кеттерли оказался не способен понять ни песню Льва, ни обращённую к нему речь животных. Разум без духа – ничто, это спящий, бесплодный разум. Дух, который Создатель в облике Льва вкладывал в обитателей Нарнии на заре времён, позволял им воспринимать в целости красоту мироздания, а отсюда уже у них проистекало то, что рациональный человек привык называть «разумом».

Почти столь же «разумен», как профессор Кеттерли, был поначалу и мальчик Юстейс по прозвищу Бяка. Но всё-таки не совсем. Заклятие, обратившее его в дракона, но не отнявшее способности понимать окружающее, страданием помогло пробудиться в нём дремлющему духу. Когда Юстейс-дракон вновь обрёл способность сопереживать, заклятие упало по воле Льва. И наоборот, кот Рыжий, оказавшийся на стороне сил Зла в Последней битве, разве он утратил разум, когда узрел демона Таша? Нет, он «всего лишь» потерял дар речи. И это случилось как логичное следствие того, что ещё раньше он убил в себе дух, данный ему от рождения Львом. Почему и встал на сторону Зла. В Нарнии отчётливо выражена ничтожность того «разума», который мы привыкли ставить во главу угла всех наших земных дел, перед силой Духа и его главнейших производных – Добра и Красоты.

Льюис постоянно насмехается над «прогрессивными» веяниями. Особенно полна такой сатиры на современное общество пятая книга «Поспешающие к восходу, или Поход на край света». Она начинается с издёвки над «новыми семейными отношениями»: «Своих родителей он называл не папой и мамой, а Гарольдом и Альбертой, и они против этого ни чуточки не возражали, потому что считали себя очень современными...» Постепенно выясняется, что воспитанный такими «современными» родителями мальчик Юстейс оказывается напичканным какими угодно практическими сведениями, кроме обычных человеческих чувств товарищества и понимания красоты. Ему приходится пройти через немалые испытания и лишения, чтобы эти чувства в нём пробудились.

Король Каспиан, прибыв на Одинокие острова и пожелав реализовать свои державные права, застаёт там узурпатора, воплощающего всё мишурное величие, самодовольство и самомнение современной государственной бюрократии. «В дальнем конце помещения, в окружении секретарей, помощников и советников сидел самолично Его достаточность Гумпас, губернатор Одиноких островов... Бросив беглый взгляд на вошедших, он вновь уткнулся в свои бумаги и пробормотал: «Приём только по предварительной записи. Запись в канцелярии. Приёмный день – вторая суббота каждого месяца. Часы приёма с девяти до десяти»».

Узурпаторы оказываются сведущи во всём, что касается экономических выгод государства. Кроме одного – элементарного Добра.

«...– Вы встретили нас не так, как должно приветствовать своего законного государя. Перед вами король Нарнии.
– Я не получал на сей счёт письменного уведомления, – проскрипел губернатор, – даже устного не получал. Нигде в протоколах ни о каком монаршем визите не говорится. Это не по правилам. Извещение по всей форме я готов рассмотреть...
– Мы прибыли без предупреждения, – не дал ему договорить Каспиан. – ...Более всего нас интересуют два вопроса. Первый вот каков: как нам удалось выяснить, Одинокие острова вот уже сто пятьдесят лет не платят податей в королевскую казну.
– Этот вопрос может быть вынесен на рассмотрение Совета в следующем месяце, – отозвался Гумпас. – Если предложение будет поддержано, мы создадим рабочую комиссию по изучению создавшегося положения, которая подготовит доклад о состоянии финансовой задолженности Островов на текущий год к первому заседанию года следующего, после чего...
– Действующий закон гласит, – снова прервал его разглагольствования король, – что в случае неуплаты дани задолженность возмещается за счёт личных средств губернатора...
– Должно быть, Ваше величество изволят шутить!.. Подобное решение, принятое без учёта объективных экономических условий!..
– Во-вторых, – продолжал Каспиан, – мы желаем знать, почему вы допускаете, чтобы на островах, вопреки нашим исконным обычаям и законам, процветала противоестественная, постыдная работорговля?
– Это диктуется экономической необходимостью, – отвечал губернатор. – Указанная Вами отрасль торговли лежит в основе нашего нынешнего благосостояния... Рабы – важнейшая статья нашего экспорта. Мы осуществляем крупные поставки... Конечно, Вам нелегко вот так, с ходу, вникнуть в суть происходящих у нас экономических процессов. Но у меня есть графики и статистические таблицы...»

Дальше происходит, как и должно быть в хорошей сказке. Король без всяких графиков и статистических таблиц свергает узурпатора, а с ним вместе и его бюрократию с парламентаризмом, и восстанавливает справедливость, закон и порядок. Производит консервативную революцию. Увы, пока это можно встретить лишь в сказках. Сатира на современность продолжается в шестой книге «Серебряное кресло» в рассказе про новомодное образование:

«То была «экспериментальная школа совместного типа обучения» или, если проще, «смешанная школа», то есть такая, где мальчиков и девочек «перемешали», чтобы не сказать «перепутали», но больше всего намешано и напутано было в головах у тех, кто руководил этим экспериментом. Основной их принцип был вот каков: пусть дети делают всё, что им угодно. К сожалению, десяток-полтора старших учеников решили, что им угодно издеваться над прочими, и всевозможные пакостные дела и делишки, которые в обычной школе обнаруживаются и искореняются в два счёта, здесь процветали. Более того, виновных не только не изгоняли из школы, но даже не наказывали. Напротив, сама директриса со словами «Ах, какой интересный психологический казус!» вызывала их в свой кабинет и беседовала с ними иногда по нескольку часов кряду. А кто исхитрялся на таком собеседовании ещё и подладиться к начальству, становился любимчиком».

Кстати, к вопросам правильного воспитания и взаимоотношения полов Льюис был особенно чуток. В одном из его более ранних произведений – «Мерзейшая мощь», завершающем трилогию так называемых «Внеземных повестей», – наибольшее зло творят мужчины, похожие на женщин, и женщины, похожие на мужчин. Однако вернёмся к Нарнии. В конце «Серебряного кресла» герои, возвратившись в наш мир, разумеется, посрамили (с помощью Льва) директрису. «Тогда друзья директрисы поняли, что директриса в директрисы не годится, и устроили её главным инспектором над другими директорами. Когда же выяснилось, что она и на это не способна, её протолкнули в парламент, где она счастливо пребывает и по сей день»...

Нарния – это не вся альтернативная Вселенная Льюиса, а только один из множества параллельных, взаимопроникающих миров. И даже не один целый мир, а всего лишь одна страна в одном из миров. Но страна центральная. Своего рода земля обетованная, где полнее всего воплотился замысел Создателя. Но обетованная не избранному племени из числа людей, а многим живым созданиям. Людей среди них немного. В Нарнии они предназначены царствовать, если отвечают этому высокому предназначению. Или же рано или поздно оказываются извергнуты из неё, как это случилось с тельмаринцами.

Вокруг Нарнии существуют большие земли, целые Империи (Калормен), населённые людьми. Писатель в редких случаях объясняет, как они туда попали, предоставляя читателям догадываться самим: не то это впавшие в варварство размножившиеся потомки самой первой королевской четы, правившей Нарнией, не то это, подобно тельмаринцам, во время oно попавшие в нарнианскую Вселенную люди из нашего мира. Близость к Нарнии, хотя и не всегда, оказывает на людей облагораживающее влияние (Арченланд).

Для человека, зацикленного на явлениях нашего мира, Нарния предстаёт не более, чем грёзой детей, прятавшихся в старом шкафу и придумавших целый мир, якобы находящийся по другую сторону шкафа. По мере взросления даже старшая из четвёрки детей – Сьюзен – утрачивает чуткость и восприимчивость к сигналам из параллельного мира, увлекается соблазнами нашей Вселенной, призывает братьев и сестру «перестать играть в детские игры». В конце времён она оказывается вне истинной Нарнии, возродившейся после гибели Нарнии изначальной...

Во всех актах очищения Нарнии от зла (особенно от тельмаринцев в конце четвёртой книги «Принц Каспиан»), совершаемых Львом, происходит разделение людей (и одухотворённых животных) на тех, кто оказывается способен принять благодать, даруемую Львом, и на тех, кто её отвергает и сам становится отверженным. Достижение высшего блага доступно в принципе всякому, как показывает история со спасением калорменца Эмефа в «Последней битве». Он носил в себе своё высокое представление о божестве, хотя и отождествлял (вербально) его с калорменским демоном Ташем, знакомым ему с детства. Благодаря этому он оказался способен узреть благородный облик Льва и признать в нём Создателя и Хозяина Вселенной. Впрочем, какую роль в этом сыграла собственная воля самого Эмефа, а какую – промысел Льва, читателю предоставляется широкий простор для самостоятельных суждений. Персонажам книги постоянно предоставляется свобода выбора. Но выбирают они сами или же замысел Творца всякий раз предопределяет их выбор – готового ответа на этот вопрос книга, как будто, не содержит.

WIN.RU

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе