Торговцы воздухом

Беларусь — страна на сквозняках Европы.
Сны о потерянной родине и вечное возвращение к ее путешественникам-Одиссеям — в крови белорусов. По крайней мере, в тех из нас, кто хоть что-то слышал об этом мореплавателе. О том самом, что однажды чуть не доплыл к своей Итаке, но не вовремя уснул, положив под голову мешок с ветрами. Спутники развязали мешок — и возвращение на родину затянулось. Так и белорусские интеллектуалы: видят во сне отчизну под самый конец своего странствия, а под головою — шумят сквозняки.

Белорусы — нация поэтов выразительно воздушной стихии. Бросание слов на ветер, ловля ветра и другие напраслицы давно сделались для нас если не национальным спортом, то, по меньшей мере, взрослым занятием. С возведением воздушных замков дело обстоит намного лучше, чем с восстановлением каких-либо других. И даже профессиональные лирики — люди, которые по определению имеют разрешение на рискованные полеты, — понемногу становятся объектами шуток. Мол, все мужики — козлы, а поэты — козлы с крыльями.


Кстати, про козлов. Белорусскому литератору, когда он не шибко лояльно относится к сегодняшнему политическому режиму, за редким исключением почти негде печататься, а читателю, соответственно, почти нечего читать. Потому таким важным делается фактор воздуха. Потому чрезвычайно вырастает значимость живых выступлений. Более того, эти торжества собирают чрезвычайное количество публики. 500-600 человек в битком набитом зале во время вечера поэзии для сегодняшнего Минска — далеко не предел. Такая публика много к чему готова: например, слушать поэзию без микрофонов, когда они отсутствуют по техническим причинам. Либо слушать читанное или пропетое слово на пленере, когда чиновники запрещают пускать в помещение. Возможный ливень во время выступления, как ни удивительно, не станет преградой ни поэту, ни публике, а кое-кому даже подбавит энтузиазма.


Но такая ситуация требует и другой поэзии — более внимательной, скажем, к стихии воздуха. Категория лёгкости, когда-то воспетая Итало Кальвино, — определяющая характеристика таких произведений. Повышенную роль играет анахроническая в Западной Европе, но абсолютно натуральная у нас традиционная версификация. Но традиционность эта компенсируется целым рядом приемов “завода” публики. Устное выступление требует виртуозности в ритмике. Неожиданная рифма, специальная инструментовка, игра словами, всякая формальная изобретательность и всякое нарушение ожиданий слушателей — качества, необходимые нашей сегодняшней поэзии; необходимые, извиняюсь, как воздух.


Современный поэт может быть постмодернистом либо может им не быть, может активно играть с творчеством предшественников, а может старательно прикидываться наивностью (этакой “святой простотой”), может вызывать либо не вызывать своими текстами комического эффекта, — но сама его поэзия просто не может быть лишена игровой стихии, красочности, не может не запоминаться, как хороший рекламный слоган. Я знаю молодого стихотворца, который считает главным критерием настоящей лирики способность хорошо запоминаться, сразу ложиться наизусть, — и целиком его понимаю. Не сумеешь прозвучать в плохих акустических условиях и запомниться с первого прослушивания — второй возможности может и не быть.


Хорошо еще, что поэтам помогают определенные технические изобретения. Да, “средствами производства” для молодых литераторов стали пэйджер, а позже мобильный телефон с возможностью присылать и получать “эсэмэски” — они и шлют, собирая потом эти послания в более-менее традиционные поэтические книги. Книги, какие редко попадают у нас на полки книжных магазинов, чаще находят читателей на презентациях и поэтических вечерах — с рук самих поэтов, которые научились успешно торговать воздухом.


Нетрудно заметить, что это — ничто другое, как усовершенствованная голубиная почта, которая издавна использовала в межчеловеческих связях воздушную стихию. И конкретная форма наполнения этой стихии — верлиброобразный разговор по мобильнику, либо интернетом брошенное хайку, — вещь вторичная. Родовой же ее знак — удивительное соединение почти несоединяемого: полная свобода преодоления пространственных, временных, каких-либо других барьеров — и жесткая самодисциплина человека, который знает, что за каждое слово приходится платить.


Да, поэзия — это борьба в самой легкой весовой категории, и самая легкая стихия — ее материал и, одновременно, законная территория. В мире предсказуемой взрослости написание стихотворения выглядит достаточно инфантильным поступком. Тут не срабатывают привычные законы логики, а ученые прогнозы бывают еще менее достойными веры. Поэт, который пишет стихотворение, напоминает дитя, которое запускает в небо воздушного змея: наивный риск отрыва от земли — а дальше от тебя уже мало что зависит. Дальше — благоприятные или неблагоприятные воздушные массы, в которые попадешь либо не попадешь; то, что еще называется чудом либо вдохновением.

От тебя зависит только держать нить, держаться за поводок с одного конца, выразительно не зная, кто дергает со второго, кто тут хозяйничает, а кого просто вывели на прогулку.


Ты, как герой не тобой снятого кинофильма, висишь на веревочной лестнице, сброшенной с вертолета, и еще не известно, сумеешь ли ты по ней подняться, зато поверхность земли точно все дальше и дальше. Скоро исчезнет и вертолет, и остается одна никуда не прицепленная лестница, и ты карабкаешься по ней, покуда она летит в воздухе.

http://magazines.russ.ru

Да, Беларусь – страна на сквозняках Европы. И то ли сквозняки эти столь сильны и дальнодейственны, то ли таежные ветры слились с нашими в едином словотворческом вихре, но на днях появился номер толстого журнала «Сибирские огни», посвященный белорусской литературе. И вызвал (во всяком случае, у меня), противоречивые чувства. Хотели как лучше, а получилось как всегда. Похвальное намерение представить нашу литературу российскому читателю, однако реализация…


http://magazines.russ.ru/sib/2009/2/

Мягко говоря, странный выбор прозы. Причем наиболее заслуживающий внимания автор – Борис Петрович – попадает в раздел «Очерк и публицистика». Более менее пристойный (могло быть и хуже!) выбор поэзии – от Буравкина, Некляева и Разанова до Насты Кудасовой и Виталя Рыжкова - но язык не поворачивается поздравлять их с публикацией. Ибо все настроение портится, когда начинаешь это по-русски читать. Все авторы выглядят, как фольклорная агитбригада балалаечников. Переводчик натыкал в русский текст неуместных белорусизмов, а на презентации еще оправдывался, ссылаясь на украинизмы Гоголя. Но ведь понятно, что белорусизмы появляются там, где переводчик просто не смог придумать рифмы – и переписал русскими буквами белорусские слова. Вот несколько перлов:

Всё, что вбирает погляд,
Лишь миг обнимает:
Сад-Вересень… Дым-Листопад…
И дым остаётся, и сад —
Погляд пропадает.

Это из Некляева. А вот еще:

Никто не смог, как воля, вольным стать...
Хоть обойми весь мир, свободе веря —
Поэту вольной птицей не спевать,
Не рыскать и тирану вольным зверем.

Или:

Не отчий кров — загнали черти
Не к тем вратам.
Коль где и думал я померти,
Так это там.

А это Виталь Рыжков. Но на каком языке? На украинском?

Автостопом, а то — бизнес-классом,
но, будь ласка, вертайся, вертайся,
всё отбрось, не помешкай ни часа,
жду тебя, жду тебя, возвращайся.

До чертиков смысловых ошибок, стилистических погрешностей и фальшивых друзей сибирских переводчиков.  Название романа Пашкевича «Пляц Волi» перевели как «Плац Воли».


Мне на этом фоне весьма повезло: для перевода выбрали не стихотворения, а маленькое эссе на две страницы, на которых переводчик сделал всего-то десяток ошибок, которые не изменили смысл до противоположного. Спасибо и за это.

Короче говоря, боюсь, что, полистав такой номер, нормальный читатель не захочет читать что-то по-белорусски еще. А если захочет, то может наткнуться на новую «Дружбу народов» с переводами Барадулина, которые вряд ли изменят его мнение к лучшему:

http://magazines.russ.ru/druzhba/2009/2/bo3.html

http://khadanovich.livejournal.com/

Переведено с белорусского специально для КЭ

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе