Снайпер

Александр Викторович Коноплин – это, несомненно, событие в ярославской культуре. Уже много лет он пишет и издаёт высокохудожественные рассказы, повести и романы, показывающие нашу жизнь такой, какова она есть, в естественных её тонах, пренебрегая излишне яркими и тёмными красками (ведь он ещё и художник, знающий цену цвету). Жизнь, казалось бы, не жаловала Александра Коноплина: военную форму, в которой он завоевал Победу на фронте, она заменила ему на лагерную фуфайку политзаключённого. Но он выдержал и это. Более того, писатель считает, что ему очень повезло: война подарила ему умение распознавать душу каждого отдельного человека, а тюремная жизнь дала возможность пообщаться с лучшими людьми своего времени. Александру Коноплину недавно исполнилось 84 года, но у него по-прежнему тверда рука и остёр глаз. Поэтому не случайно его новая повесть называется «Снайпер».






Утро семнадцатого сентября Прохор Ланцев запомнил на всю жизнь. Во-первых, Тина дала согласие стать его женой, во-вторых, от матери он получил посылку с дорогим подарком – томиком Есенина, а также тёплыми носками и дедушкиной трубкой. Мать считала, что раз у них, на Ярославщине, выпал снег, то в тех местах, где служит сын, давно зима. Томик Есенина она сама ценила выше всего домашнего имущества, так как преподавала в школе литературу. Запрет правительст­ва на многие произведения игнорировала, считая, что для писателей нет запретов и границ, они – международны. Что касается курительной трубки, то положить её в посылку предложил Михаил. Для него, некурящего, трубка деда Прохора была настоящим талисманом. С ней он прошёл всю военную службу, не расставался во время сложнейших операций, смело входил в кабинеты новых вождей новой власти.

Трубку деда Прохора его внук – тоже Прохор – видел только дважды, отец старательно прятал её от глаз подростка. Услыхав её историю, Тина сказала:

– Талисманы сопровождают человечество спокон веков. У моей мамы имелось нечто вроде – деревянный крестик на шее, только её он не уберёг от смерти. Дай Бог, чтобы твоя трубка оказалась для тебя счаст­ливее.

В то утро она была особенно нежна с Прохором, как будто чувствовала близкую разлуку: исступлённо целовала в губы, глаза, шею, не боясь, что дверь неожиданно откроется и очередной нахал ввалится в землянку с донесением.

Говорят, нежелательные явления, если о них думать постоянно, рано или поздно сбываются. Молодые люди ещё нежились в постели под шинелью Ланцева, когда дверь распахнулась и самый молодой и нахальный Тимоха Безродный закричал, как на смотру:

– Подъём, старлей, у нас ЧП – фрицы тронулись!

Если бы он крикнул что-нибудь вроде «Днепр вышел из берегов, нас заливает», Ланцев был бы менее встревожен. Неужели ручные, можно сказать, прикормленные фрицы решились на отчаянный шаг? Что, если корпус Лейбница не так уж небоеспособен, как думалось? В корпусе сейчас должно быть больше двух дивизий активных штыков, но что известно о положении у них с боеприпасами? То, что трое суток не стреляют, – так, возможно, просто экономят патроны. Что, если права Тина, говоря, что они могут неожиданно ударить в спину?

Ланцев посмотрел на неё – умиротворённую, выспавшуюся. Ни тени беспокойства! Настоящий снайпер.

Не дожидаясь, когда она оденется, Прохор выскочил следом за Безродным. На бегу выслушивал подробности.

– Тока я обошёл посты и сунулся в землянку, как чёрт принёс Егора Псалтырина с бутылкой водки. Мы с ним ещё под Смоленском корешились – ну, он и пристал. Короче, выпили по маленькой, а тут вбегает часовой: «Немец идёт в наступление!». Какой немец, в какое наступление? Смотрю в стереотрубу, а они прут как на параде: впереди автоматчики со шмайссерами, за ними батальоны с винтовками, расчёты с бронебойными ружьями, миномёты на вьюках и за спинами. Наших коняг для этого использовали! Чего будем делать, Прохор Михалыч? Перед ними только одна наша разведрота, полк в тылу занимается строевой – «тянет ножку», чтобы не бездельничать. Проша! У фрицев же, как ни говори, целый корпус! Да они нас голыми руками передушат! Если, конечно, всерьёз решили вырваться на простор.

На бегу Ланцев видел, как к ним подтягиваются бойцы батальона Хряка. Прибежал старшина роты с десятком ручных гранат в мешке. Степанов со своим ручным пулемётом. Краем глаза Прохор увидел Псалтырина, вприпрыжку бегущего к своему пулемёту. «Прозевал, сукин сын! Ну, гляди ужо!» Перевалив через бугор, залегли в овражке. И увидели немцев совсем близко. Как и говорил Тимоха, они шли строем, в цент­ре везли раненых и среди них своего генерала. Если решились на прорыв, то куда двинут дальше, когда раздавят роту? Логичней всего на Боровое, там железная дорога на Руссу, и далее. Железнодорожный мост через Днепр недавно восстановили, и немцы вполне могли об этом знать. Но до Борового сорок километров, неужели Краух рассчитывает добраться туда с ранеными, пока за ним не гонится полк?

Лёжа в овражке, Ланцев отдавал приказы. Комбата Хряка найти не удалось, но подбежал и шлёпнулся рядом один из его ротных, чеченец по национальности Мухтар Каримов.

– Где рота? – спросил Ланцев.

– Здесь она, – ответил Каримов. – Комбат пьянствует в деревне, а я взял на себя

командование: приказал своим занять оборону на правом фланге. Что не так?

– Всё так, молодец, Мухтар, – Ланцев пожал его смуглую ладонь. Мухтар отличный парень и к тому же классный стрелок. Тина просила дать ей его в напарники, Хряк отказал. И правильно: Мухтар, как Тимоха, слишком неравнодушен к женщинам.

Безродный протянул бинокль, но Ланцев и без него хорошо видел: за первыми шеренгами идут вторые с автоматами и десятком бронебойных ружей, миномётными плитами и стволами. В повозках везли ящики с минами. Последними из леса вышли фольксдойчи – два или три батальона измождённых оборванцев.

И тут произошло то, чего Ланцев меньше всего ожидал: позади разведчиков остановились студебеккеры, из них вылезли военные в новеньких шинелях, касках, с автоматами ППШ наготове. Построившись возле машин в шеренгу, двинули вперёд – как понял Ланцев, навстречу идущим немцам. Но зачем? И тут Тимоха крикнул:

– Батюшки! Да ведь это штабисты! А впереди наш бывший замполит товарищ Шнырёв. Полтора месяца назад видели в штабе, сказал, вот-вот получит подполковника. Похоже, получил.

– Зачем они явились? – спросил кто-то.

– Сейчас увидим, – отозвался Тимоха.

Тут Шнырёв поднял над головой автомат и крикнул:

– Вперёд! За Родину! За Сталина! Раздавим фашистскую гадину! – и побежал впереди неровной цепи штабистов и политработников. Увидев стоящих в стороне разведчиков, Шнырёв снова крикнул:

– А вы чего не стреляете? Хотите на чужом хребте в рай въехать? Огонь по врагу!

Первым отдал приказ не стрелять Мухтар Каримов, опустили стволы и остальные, зато бегущие открыли по немцам шквальный огонь. Их было полтора десятка. Но у всех имелись новенькие ППШ и полные диски патронов. К тому же расстояние до идущих навстречу безоружных людей было невелико.

– Старлей, останови их! – крикнул Безродный.

Он дал очередь в воздух, но бегущие не поняли, тогда Ланцев приказал двум автоматчикам бить очередями впереди них, но и это не подейст­вовало, и только когда Безродный и несколько бойцов его взвода, встав на пути у бегущих, дали две очереди у них над головами – только тогда штабные остановились. Однако дело было сделано: от траншей роты до лесной опушки протянулась полоса убитых и раненых.

Довольный собой полковник Шнырёв вразвалку подошёл к разведчикам.

– Видели, говнюки, как надо воевать? А за свою пальбу вы ещё ответите. Кто старший? – тут он заметил выходившего из блиндажа капитана Хряка. Должно быть, он всё время находился у себя и всё видел.

– Это и есть старший? А ну, доложи по форме! Разгильдяй! Все вы тут разгильдяи и трусы! Как фамилия? – это уже к Хряку.

Комбат стоял пошатываясь и смотрел на подполковника исподлобья. Похоже, он решал: шлёпнуть гада и идти под трибунал или просто плюнуть ему в рожу, но решил не делать ни того, ни другого, повернулся и пошёл в свой блиндаж, и, как ни кричал ему вслед Шнырёв, требуя остановиться, он даже не обернулся.

– Ладно, – сказал Шнырёв, – с этим бандитом мы разберёмся, а вам приказываю разойтись по своим щелям и носа не высовывать до моего особого распоряжения. Ваша трусость вам дорого обойдётся!

Он пошёл, переваливаясь на ходу, а Ланцев смотрел ему вслед и с трудом сдерживался, чтобы не влепить пару горячих в его зад.
Северный край
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе