Дневник смертницы. Хадижа

Отрывок из книги


7 сентября в издательстве «АСТ» выходит книга «Дневник смертницы. Хадижа». Это неспешный рассказ девочки о жизни в одном из горных сёл Дагестана, где героиня с детства учится различать гнев и милость Аллаха, который постоянно ставит её перед выбором — белое или чёрное? Прототипом героини послужили реальные девушки, причастные к бандподполью на Северном Кавказе. «Частный корреспондент» публикует отрывок из книги, любезно предоставленный издательством.



Наконец настал тот день, когда я уезжала. И зачем он настал, не понимала я. Ещё бы неделю побыть в селе или хотя бы день. Я же не успела со всеми попрощаться. Через две недели Айка выходит замуж за одного нашего сельского, а я уезжаю. Как она на меня обиделась, что я не буду на её свадьбе! Я хотела приехать, но тётя Зухра сказала, что в это время я буду сдавать экзамены.


Экзамены — стоило мне повторить про себя это слово, как у меня от страха начинала кружиться голова. Как я буду их сдавать, я же ничего не знаю. Тётя Зухра сказала, я буду писать сочинение по русскому, сдавать экзамен по английскому и литературе. Аллах, я ни слова на английском не знаю! Аллах, я не умею писать сочинения, я же не писатель.


Я только в тетради своей пишу, больше ничего никогда не писала. Вдруг я приду и там все надо мной станут смеяться, потому что я ничего не умею, и выгонят меня с позором. Аллах, страшно мне было.


Я представляла очень большое помещение, как банкетный зал. Я в таких залах не была, но Анна-Ханум один раз ездила к родственнице мужа на свадьбу в город, потом рассказывала, что там было помещение — как десять наших магазинов. Вот я захожу в такое огромное помещение, там темно. Везде стоят столы, очень много столов. За ними сидят люди — серьёзные, как в телевизоре. Они мне говорят непонятные слова, а я молчу и ничего не знаю. Тогда они мне дают бумагу и говорят: «Пиши сочинение!» А я не знаю, что мне сочинять. Я ничего не пишу. Эти люди выгоняют меня из университета. Я не сдала экзамены. Иду оттуда и плачу.


Возвращаюсь в село, и все на меня пальцем показывают, говорят, вот она поехала сдавать экзамены и не сдала, потому что глупая. Айка не сдавала экзамены, поэтому никто не знает, что она глупая. Все думают, может быть, она и умная, этого же всё равно никто не проверял. На ней, конечно, тот сельский женится. А я сдавала экзамены, и теперь всё село будет знать, что у меня ума нет. Айка, конечно, глупая, она в сто раз глупее меня, в школе она делала в одном слове десять ошибок. Она ещё у меня столько раз списывала. Но её жених же об этом не знает. А про мою глупость все знать будут. Аллах, как я боялась этих экзаменов! Мне казалось, у меня сердце разорвётся в тот день, когда я буду их сдавать!


Я в обморок от страха упаду! Зачем мне это надо было?!


Я больше не хотела учиться! Ничего больше не хотела. Только в селе сидеть хотела! Потому что я — не такая.


Тётя Зухра сама приехала за мной на их машине. Они с дядей Вагабом спешили вернуться в город, но зашли в дом для приличия, поели хинкал, попили чай. Я красиво оделась.


Страшно было подумать, сколько я не была в городе. Я уже мало его помнила — только нашу секцию, в которой я жила с родителями, и море.


— Остались бы, — говорила бабушка тёте Зухре. — Почему тут переночевать не хочешь? Я постель постелю, вечером барашка тоже зарежем, утром встанете, поедете.


— Сегодня надо вернуться, клянусь тебе, — сказала тётя Зухра, пальцами вытирая губы, жирные от мяса. — Вагабу по дороге звонили, сказали, чтобы в отдел срочно ехал. Опять там какой-то смертник в городе взорвался, четырёх с собой забрал.


— Астагфирулла, — бабушка покачала головой. — Что делать, да, в такое время живём.


— Он тоже объяснил, что сейчас уже не может — в село, мол, поехал, не возвращаться же с полдороги. Всё равно, кровь из носу, вечером ему там надо быть. Поэтому сидеть долго не можем. Валлахи, я тоже думала, посидим, может, переночуем, утром встанем, поедем. Такую дорогу всё-таки сделали — из города сюда. Темнеть тоже скоро начнёт. Кто хочет по таким дорогам ездить? Только что делать? Теперь никогда не знаешь, что через пять минут будет. Валлахи, правду говорят, человек полагает, Аллах сам всё по своим местам располагает.


— Какие времена настали... — сказала бабушка. — Как мы спокойно раньше жили. Никто никого не взрывал, не убивал. Куда мир катится? Что будет?


— Валлахи, не знаю, — тётя Зухра взяла с тарелки ещё кусок мяса, откусила и стала жевать. — Каждый день засыпаю — благодарю Аллаха, что все живы, утром просыпаюсь — не знаю, что вечером будет. Давление прыгает. Устала уже.


— Что будешь делать...


Надира вынесла во двор чемодан. Там лежали мои вещи, а под ними — тетрадь.


— Это что? — спросила тётя Зухра, показывая на чемодан. — Что по телефону не сказали, что чемодана нет? Я бы свой привезла. Этот выкинуть надо. Стыдно людям с таким показываться.


Надира положила чемодан в багажник. Бабушка стала хихикать. Тётя Зухра поцеловалась с ней и Надирой и села в машину спереди. Она сначала поставила в неё одну ногу, потом вздохнула и села вся. Мне тоже надо было попрощаться с бабушкой, Надирой и дедушкой. Аман, как мне стало жалко дедушку! Он смотрел на свои галоши и не хотел поднимать на меня глаза. Надира меня обняла и крепко прижала к себе — какие у неё сильные руки, какие крепкие кости. Бабушка опять захихикала и обняла меня несильно. Потом стала вытирать руки о фартук. Так смешно на неё было смотреть — она вытирала руки и хихикала.


— Дедушка, я скоро приеду, да... — сказала я.


— Приезжай, Хадижа, — ответил он. — Дедушка всегда будет рад видеть тебя. Дедушка всегда будет ждать тебя.


Я была так рада, что дедушка постоянно смотрел на свои галоши, потому что, если бы он посмотрел мне в лицо, я бы не выдержала и заплакала. Я быстро подошла к машине, открыла заднюю дверь и только хотела сесть, как бабушка подскочила ко мне и ещё раз обняла.


— Куда я отпускаю тебя? — спросила она. — Зачем я отпускаю тебя?


У меня появилось такое чувство, как будто бабушка, как в детстве, хочет накрыть меня юбкой, унести в дом и не пустить в город. Я быстро убрала бабушкины руки, села в машину и закрыла дверь. Когда машина выезжала из двора, я обернулась. Они мне не махали, просто стояли. Дедушка крутил волосы на виске и даже не смотрел на машину. Надира опустила руки по бокам, и глаза у неё были как у соседской собаки. Бабушка стояла согнувшись. У меня сердце подпрыгнуло. Мне стало так жалко бабушку, что, если бы машина уже не поехала, я бы выбежала из неё и сильно-сильно обняла бабушку. Зачем, говорила я себе, ты же её всё равно не любишь.


Она тоже тебя всегда била палкой. Но бабушка стояла такая маленькая, и такой вид у неё был, как будто она несла что-то в фартуке, уронила и не успела поймать. Не надо плакать, сказала я себе. Никто не умер, все здоровы. Ты не насовсем уезжаешь, когда захочешь, вернёшься. Но слёзы всё равно выступили. Я боялась, тётя Зухра обернётся и увидит их.


Я думала, что не буду моргать, чтобы слёзы остались в глазах и не катились по щекам, но слёз было так много, что глаза их не могли держать, и они всё равно капали. Я бы даже, наверное, хотела, чтобы бабушка накрыла меня своей юбкой и унесла в дом. Я провела по воздуху рукой и как будто погладила их троих. Аллах, как сильно я их люблю! Аллах, моё сердце сейчас разорвётся от любви к ним! Аллах, зачем ты сделал так, чтобы люди так сильно любили?!


Мы поехали мимо кладбища, и я погладила рукой его новые и старые могильные камни. Моё сердце сейчас разорвётся! Мама, как сильно я люблю тебя! Мама, как я не умерла без тебя, я сама не знаю! Мама!


Я так старалась скрыть свои слёзы, что даже перестала дышать.


Мы быстро выехали из села, ведь наш дом крайний. Я увидела вдали тот домик, в окно которого смотрела, когда была совсем маленькой, когда мы с мамой ещё только переехали в село. На минуту я даже снова испугалась, когда вспомнила, как в темноте на меня двигался саван. Мы поехали по узкой горной дороге: с одной стороны стояла гора, в которой когда-то были похоронены белые кости, с другой — высокий обрыв, а внизу речка. Бабушка рассказывала, что давно, может быть двадцать лет с тех пор прошло, к ним в село из соседнего села на свадьбу ехал грузовик с женихом и его родственниками. Невесту уже одели, собрались гости, бабушка сама была среди них. Ждали только, когда приедет жених и заберёт невесту в своё село. Но грузовик недалеко от нашего села перевернулся и упал в обрыв. Погибли все — жених и его родственники, ни один человек не выжил. Когда весть об этом пришла в дом невесты, она упала в обморок, а когда очнулась, то и похоронила себя вместе с женихом — она знала, что больше на ней никто не женится. Оба села — и наше, и жениха — говорили о том, что невеста, значит, проклятая, раз такое случилось, когда за ней ехали, она родне жениха принесла несчастье — только старики, женщины и дети в их роду остались. Невеста надела траур и не снимала его, пока через несколько лет не умерла от горя. Как, наверное, тяжело жить, если ты проклятая, думала я. Какие только случаи не случаются в нашем селе.


Все знают, что по горной дороге надо ехать осторожно, потому что она узкая — две машины сразу по ней ни за что не проедут. А когда идёт дождь, она становится скользкой из-за глины. Тогда могут ездить только грузовики или те, кто не боится смерти.


Солнце начало садиться, и верхушки гор опять, как каждый вечер, покрылись тонким золотом. На горах тесно-тесно росли деревья. На первый взгляд горы казались пушистыми и светло-зелёными, но когда смотришь на них долго, понимаешь, как темно и страшно в горном лесу. Только мне было не совсем страшно, потому что тут родилась моя мама, а я тут выросла, и когда я смотрела на эти горы, пусть даже зимой, а зимой они сильно лысеют, то сразу представляла бабушку и дедушку. Рукой я погладила горы. Мои слёзы высохли.


Мы уже отъехали от села так, что его было давно не видно. Тётя Зухра спала, положив голову набок. Она храпела.


Я собиралась начать мечтать о Махаче, о том, как я его встречу в городе и он в меня влюбится, как вдруг неожиданно услышала крик. Это кричал мужчина. Крик был хриплый и короткий, он как будто звал, приказывал мне вернуться.


Я не знала, чей это был голос. От страха я тоже закричала.


— Что стало? — тётя Зухра подняла голову и посмотрела на меня глазами с толстыми веками.


— Кто-то кричал. Ты не слышала?


— Как кричал? Когда? Вагаб, ты слышал что-нибудь? — повернулась она к мужу.


— Ничего не слышал, всё было тихо. Хадижа всё выдумывает.


Мы поехали дальше. Постепенно темнело. Моё сердце и глаза высохли от слёз, я уснула и проснулась, только когда мы уже въезжали в Махачкалу.

Марина Ахмедова

CHASKOR.RU

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе