«Строим небо на земле»

 Сольник

В наступающем 2009 году у Юрия Шевчука выйдет книга стихов «Сольник» (издаст ее «Новая газета»). Почти поэтический дебют.

Сам Юрий много лет отмахивается: «Да какой я поэт!» (в отличие, замечу, от попсы, охотно именующей себя и поэтами, и композиторами), подписывается музыкантом. И дело здесь, думаю, не в том, что «до тридцати поэтом быть почетно и срам кромешный — после тридцати» (Межиров). Просто сказать про себя  «поэт» — как самому себе вручить медаль. А Шевчук не страдает ни манией величия, ни комплексом неполноценности. От первой его страхует постоянно работающее самосознание (как раз отличающее настоящих поэтов), от второго — полные залы на всех концертах в любом уголке страны (а ездит он постоянно).

Конечно, многое из того, что войдет в сборник, — песни. Но и на бумаге, без музыки, они существуют. Даже — живут. Ни градус не снижается, ни характерная шевчуковская интонация не улетучивается, как часто случается с текстами, оторванными от мелодий.

Но даже самым ревностным почитателям Шевчука известно по концертам и записям далеко не все, что войдет в «Сольник». В нем будут и нигде не публиковавшиеся стихи, не предназначенные для пения. И при их выходе в свет Шевчуку уже будет трудно отвертеться: если пишет лирические стихи, то как мы теперь имеем право его называть?.. Вот именно. И тому доказательство, как он сам написал, «исписанные листики бумаги, которые читает Бог, ухмыляясь очередной отваге».

И разве мог не поэт написать такие, например, строчки:

Там, где тьма стоит у света,
где небритые умы…

Или:

Гражданин начальник скачет
Документом на ветру…

Или:

На стальных облаках косит прошлое
ревностный Бог,
Подрезая людей, чтоб они продолжали расти…  

Публикуем несколько стихотворений из будущей книги Юрия Шевчука.

Олег Хлебников


***

Там, где тьма стоит у света,
где небритые умы,
В смысл не веря от Завета,
чтут наказы из тюрьмы,
На спине таскают время да ссыпают
на весы,
Чистят мраморное темя,
кормят Спасские часы,

Днем кряхтят под образами,
воют в небо по ночам,
Не в свои садятся сани, а потом
все по врачам.
Сколько буйных с плеч срубили,
не пришили ни одну,
Тянут песнь, как деды жили,
сами мрачно, да по дну.

Берегут до первой смерти,
отпевают до второй,
Всех святых распяли черти,
Бог, наверно, выходной.
Все не в масть, и все досада, света тьма,
да света нет.
Завели хмыри в засаду и пытают
столько лет.

Днем со свечками искали выход в жизнь,
где все не так,
Дырок много, все слыхали,
а не выскочить никак.
Там, где тьма молчит у света,
там, где свет кричит у тьмы,
От Завета до Советов бродят
странные умы.

Волосатыми глазами шьют дела,
куют детей,
Запрягают летом сани
и похожи на людей.
Эй, прокашляй, вша живая,
спой негромко под Луной,
Как я, на груди сарая,
спал счастливый и хмельной.

Снились времена другие,
мир без дури и войны,
Девы стройные, нагие, парни —
крепкие умы…
Что принес благие вести белый Ангел
на крыле.
Все мы на перине, с песней,
строим небо на земле.


Капитан Марковец

Я не знал живого Марковца,
Я его увидел только мертвым.
Возле президентского дворца,
Под кавказским небом — пулей стертым.

Я снимал на видео фасады
Обожженных лиц и душ бойцов.
Где, какие отольют награды
Для уже ненужных храбрецов?

И с погон погибшего срывая
Звезды, будто злое небо с глаз,
Мне солдат их протянул, кивая:
«Вот, возьмите — память вам от нас.

Не забудьте эту грязь — дорогу
К смерти в унавоженной глуши,
У него две дочки, все же к Богу,
Видно, он отчаянно спешил».

У Минутки, возле медсанбата,
Где по пояс рваные дома,
Видел я сгоревшего комбата
И державу, полную дерьма.

Дома у меня на книжной полке
Эти звезды до сих пор болят.
Капитана Марковца — осколки,
Всех доставшихся сырой зиме ребят.

Ту войну нам этой не исправить,
Пусть всё перебили, что потом?
На госдаче мемуары править…
Или же остаться с Марковцом.

***

Соскочивший с дороги,
упавший на полном ходу,
Все для драки готово,
с землею спиною к спине,
Я смотрел на настигшее время
и в смертном бреду
Прошептал твое имя,
и мир обратился во мне.

Что-то было, не помню, еще,
их глаза-голоса
Чьи-то рвали дома,
кто-то вешал и бил фонари,
Над Москвою горели непроданные небеса,
Мы смотрели на них, задыхаясь от этой
зари.

Так тревожно любить —
ворожили на мне не дыша
Твои лица и пальцы, врачи отрезали грехи.
В нашей длинной стране дураки умирают
спеша,
Чтобы, снова родившись, писать неземные
стихи.

Я пронес твое имя, назвал берега
всех дорог
Верным словом Любовь, с запятыми —
прощай и прости.
На стальных облаках косит прошлое
ревностный Бог,
Подрезая людей, чтоб они продолжали
расти.


Поэзия

Поэзия — отдельная страна.
Верна
печали светлой,
полна
нетронутого знания,
накопленного
скрягами Вселенной.
Там жизнь странна,
унылой сути нет,
у здания,
любовью освященного,
жрецы
в одеждах —
джинсы, фраки, тоги,
рога и пистолеты.
Одна судьба на всех,
одна душа,
дыша пространством и балетом
и верной смертью на пороге,
молчащей между строк,
кладет спокойно
на алтарь
исписанные листики бумаги,
которые читает Бог,
ухмыляясь очередной отваге.


Энергия слабости

Энергия слабости
Для какого мотора служит?
Бессилие перед надобностью
Или черствый хлеб на ужин,
Любовь и добро
Или просто усталость от зла,
Моя энергия слабости
Изобретает философию
Бесполезного ремесла.
А в искусстве — слабость
Такое тонкое, нежное, постельное чувство,
Короче,
Лежишь на диване,
Читаешь про себя гадости,
Смеешься и зришь,
Как в тебе переливается
Мудрая энергия слабости.
На столе бутылка вина.
Что это — трусость?
Или проигранная война?
Нет, просто ты чувствуешь,
Как целует тебя страна.
Поднимается плоть,
Чтобы родить молоко
(Тут и до предательства недалеко).
Но наблюдать, как растет слюна
Всепоглощающей,
Всесокрушающей радости,
Помогает
Моя дорогая
Энергия слабости.

Юрий Шевчук
 
Новая газета

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе