Андрей Битов представил книгу в доме, где был Пушкин счастлив. Свою новую книгу "Арион. От Михайловского до Болдинской осени" Андрей Битов представил в Мемориальной квартире Пушкина на Арбате - в единственном сохранившемся московском доме, где Александр Сергеевич не просто гостил, но жил и был счастлив.
Андрей Битов относится к классикам как к живым людям.
Фото: РИА Новости
С молчаливого благословения поэта и многочисленных его друзей и приятелей, застывших на старинных холстах почетным караулом Золотого века, вечер обернулся философским разговором - о вечности и таланте, о наследии и наследниках Пушкина, о свободе и роли поэта в жизни каждого из нас.
Начинать знакомство с "Арионом" - сборником в разное время писаных "пушкинских" эссе - лучше с послесловия. Оно тут совершенно невероятное, весьма далекое от академизма, да что уж там - абсолютно хулиганское, но в то же время расставляющее все по своим местам - свет, тень, акценты - и мягко вводящее в довольно сложное пространство книги. По форме - фельетон, по сути - умное и тонкое размышление об истоках и особенностях битовской "пушкинианы", о взаимоотношениях АБ и АП, о скрещениях и переплетениях их судеб. Писатель Шариков - так величает себя на этих страницах автор послесловия, журналист и кинокритик Наталья Серивля - называет сборник "лихорадочным односторонним выяснением отношений", битвой, запалом", а на деле - "публицистическим, исследовательским, с недюжинными открытиями, игривым, гневным, сдержанным, "разнузданным" доказательством одной единственной мысли: Пушкин не хотел умирать!
После такой "инструкции по применению" "Арион" читается под особым углом, ведь теперь понятно, что в нем искать. Пушкин, каким видит его Андрей Битов, мало похож на бронзовый памятник. Нет, это человек, мечтающий о свободе, о том, чтобы вырваться "за флажки", скованный то царским надзором, то холерным карантином, заточенный в столице без права уехать даже в собственную деревню. При этом человек "утроенный", за одну лишь первую свою Болдинскую осень успевший написать столько, сколько другому, пусть даже весьма одаренному, и за три земных срока не сдюжить.
"Арион" - это не только биографические зарисовки, но и анализ стихов, черновиков, даже рисунков и заметок на полях. Но не литературоведческий, а литературный, не научный, а писательский. Попытка одного художника расшифровать тайные знаки и символы, завещанные ему другим. Недаром, когда в финале встречи Битова спросили, что бы он сказал Александру Сергеевичу, если бы прямо сейчас распахнулись двери и поэт вошел в собственную гостиную, Андрей Георгиевич вспомнил пушкинскую зарисовку, посвященную встрече с Кюхельбекером в Луге в октябре 1827 года.
- Помните, там была такая строчка: "Мы кинулись друг другу в объятия"?! Так и тут: войди сюда Пушкин, к чему были бы слова?
О чувстве юмора
Чувство юмора - это возможность свободы, которая была объявлена Пушкиным. Его этот внутренний смех никогда не покидал. Пушкин потому и дожил до наших дней, что все его тексты читаются как живые.
О званиях и чинах
В литературе нет, и не может быть званий! Не великие, не замечательные, не выдающиеся, не грандиозные, а просто живые люди - я предпочитаю думать о классиках именно так. Гений - это изначально мелкое божество второго ряда и нечего с ним носится. Для меня само это слово связано исключительно с "культом личности". А то выстроили политбюро из русской литературы, и все перестали ее читать! Но Пушкин - это ведь не Ленин. "Дорогою свободной иди, куда влечет тебя свободный ум", -а о какой свободе можно говорить, когда мы начинаем старательно заковывать поэтов в ранжиры оценок.
Гений - это мелкое божество второго ряда
О правилах чтения
Пушкин - это единый, непрерывный текст. Преподавая в Америке, предложил студентам прочитать его целиком, с конца и до самых первых строк. Почему так? Просто мне захотелось не хоронить его, а воскресить.
А вообще тексты любого писателя, каждого из нас, можно свести к тире. Тому самому, что стоит между датами жизни.
О поэтах
Поэты не бывают плохими людьми. Это ложь, что личность может разойтись с текстом. Точно так же, как поэты не бывают неверующими. Но вера - это не церковь, точно так же, как литература - не школьный предмет. Вера заключена в самом слове. Погружение в него и дает высшее знание. Именно потому единственным продолжателем Пушкина считаю Владимира Даля. Это ему умирающий Пушкин указал в бреду на книжные полки: пойдем, пойдем, выше, выше, выше. Даль воспринял этот призыв буквально и создал великое произведение - свой "Толковый словарь живого великорусского языка".
О наследниках
Однажды в руки Сергея Есенина попала посвященная Пушкину анкета. Вопросы были примерно такие: "Что дал Пушкин русской литературе и кого считать его наследником?". Ответы не подразумевали оригинальности, но этот уверенный в себе молодой поэт и прямодушный крестьянин сумел вывести идеальную формулу: "Строго говоря, никакого продолжения у Пушкина не было, и до сих пор нет. У него был один ученик - и тот Лермонтов. Ведь чтобы постичь Пушкина, надо с самого начала обладать недюжинным талантом".
О писателях и читателях
Откуда произошел писатель? Из читателя, прочитавшего правильную книжку.
О шифрах судьбы
Люблю составлять анаграммы из имен и фамилий. Если переставить буквы в имени и фамилии Пушкина, получатся "душа" и " пушинка". Михаил Лермонтов - это "храм" и "молитва". И еще "миллион", что вполне объяснимо, ведь он действительно получил колоссальное наследство от Пушкина. Как и Владимир Даль, из которого можно выкроить "миллиард". А Андрей Битов - "бандит" и "бритва", "война" и "битва". Все эти шифровки пахнут судьбой…