Первый сказочник

Книга – лучший подарок. Кто же этого не знает? Едва я за­метил эту книгу, как сразу понял, что лучшего подарка моей 14-летней падчерице и не придумаешь, потому что такой книжки у нее точно нет. Почти ни у кого ее нет, да и не могло быть до сих пор в России ни у кого этой книги. Хотя впервые она была издана в середине XVII века в Неаполе, и с той поры ее перевели на 25 языков мира. Но только в прошлом году – на итальянский язык, а в этом – на русский.

Лишь только я увидел огромный том с картинками Жака Калло на обложке, венчающими заглавие «Сказка сказок», сразу вспомнил шутку Жоржа Симено­на, превратившуюся в советский боро­датый анекдот. В фильме Клода Отан­Лара «В случае несчастья» по сценарию Сименона две парижские студентки, одну из которых играет Брижит Бар­до, решают ограбить магазин. Девоч­ки идут на рекогносцировку. Бродят по магазинчику, дескать, ищем подарок для братика. Хозяин, милый, незлоби­вый старичок: «Подарите ему книгу». Бардо с непередаваемой интонацией искреннего сожаления: «Книга у него уже есть». Так вот (повторюсь) книги венецианского солдата, итальянского вельможи и неаполитанского сказоч­ника Джамбаттисты Базиле ни у кого в России до 2015 года и быть не могло. По прежним-то временам этот том вышел бы под грохот барабанов и звон тимпа­нов. Первое издание европейской «Ты­сячи и одной ночи»! Первого сборника сказок в Европе!
 
Все сказочники мира – от Шарля Перро до Ганса Христиана Андерсена – полными горстями черпали из этого колодца. Первые варианты «Золушки» и «Кота в сапогах» напечатаны в кни­ге Базиле. И они несколько, чтобы не сказать принципиально, отличались от знакомых сказок. Известный испанский режиссер Гильермо дель Торо недавно экранизировал три новеллы из этого сборника.

Книжка иллюстрирована картинка­ми Жака Калло, удачно совпавшими с барочной, вычурной природой повест­вования Базиле. Снабжена коммента­риями и отличным предисловием пе­реводчика с неаполитанского диалекта итальянского языка Петра Епифанова. Жизнь Джамбаттисты Базиле, первого европейского сказочника, представлена настолько полно, насколько это возмож­но сделать в предисловии.

В юности Джамбаттиста завербовал­ся в венецианскую армию. Защищал от турок венецианскую крепость Кандию. Вернулся в Неаполь, как и положено на­емнику, (скажем словами из его сказки) «с дырами в платье и в теле» и без гро­ша в кармане. Тем временем его сестра Адриана мощно шла по лестнице славы вверх. Покуда ее брат рубился с турками, она пела и стала знаменитой певицей в Италии, раздробленной на множество маленьких государств. Ее наперебой приглашали разные итальянские дворы. А она всюду брала с собой брата, ветера­на горячих точек XVII века и всовывала на разные придворные должности.

Я так и вижу эту сцену. Подписывает Адриана (говоря языком XIX века) анга­жемент и тут же: «А у меня брат есть. Я без него никуда» – «Тоже поет?» – «Нет, но он очень талантливый молодой чело­век». Со вздохом: «Ладно. Давайте моло­дого и способного. Пристроим». Кстати, одна из сквозных тем «Сказки сказок» неумеха и лентяй, которому несказан­но везет, потому что ему помогает или беззаветно любящая женщина, или фея. Везение, фарт, удача – вот еще одна лю­бимая, едва ли не больная тема Базиле. Судя по большому количеству терми­нов карточных игр, Джамбаттиста был страстным игроком и, как всякий игрок, знал, что такое фарт.

Всю жизнь он писал. Писал для себя. Потому что не мог не писать, не запи­сывать простонародную ругань, курту­азные беседы придворных, не выстра­ивать многоступенчатые метафоры, не придумывать фантастические истории, перемешанные с бытом родного Неапо­ля. После его смерти сестра разбирала архив и наткнулась на объемистую ру­копись. И издала. В течение двух лет – с 1634-го по 1636 годы – вышло пять томов «Сказки сказок». С той поры знаменитая певица XVII века Адриана потерялась в тени своего брата – первого европейско­го сказочника.

Разумеется, исходник сильно отлича­ется от позднейших переложений. Тем он интереснее. Вообще, не может быть, чтобы хорошие стихи и сказки выраста­ли (не ведая стыда) из плохого сора. По­рой сор бывает если не лучше выросших из него сказок и стихов, то неожиданно интереснее. В добрый волшебный мир Перро и Андерсена врывается жестокий, кровавый мир барочной Италии, мир Достоевского и старшего современника Базиле Шекспира. Вот, скажем, преам­була сказки «Золушка».


Базиле, Джамбаттиста. Сказка сказок, или Забавы для малых ребят. Пер. с неаполит. Петра Епифанова. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2016. 52 с.
ФОТО: АРХИВ «ЭКСПЕРТ С-З»


Падчерица и мачеха. К падчерице по­рой приходит ее умершая мать, ставшая феей, и утешает дочку, мол, надо пони­мать женщину: чужой ребенок всегда чужой ребенок. Что ж поделаешь? Тер­пи. Но у падчерицы есть еще мастерица, по-нашему гувернантка. Она ее обучает домашнему хозяйству и – между делом – объясняет: «Вот если бы я была женой твоего отца, ты бы как сыр в масле ка­талась». Падчерица вострит уши и спра­шивает, а как бы так сделать, чтобы эту злыдню убрать? «А очень просто, – про­должает ей объяснять мастерица, – ты подойди и скажи: «Я хожу в слишком нарядном платье – не по чину. А у меня есть сундук. Там старые платья. Может быть, вы найдете д ля меня ч то-нибудь более подходящее?» Она полезет в сун­дук с тяжелой крышкой с наточенны­ми краями, ты ей голову-то крышкой и прищеми».

Фея, разумеется, предупреждает доч­ку, мол, нехорошо это людей убивать. Не слушай эту плохую женщину. Но пад­черица слушает нехорошую женщину.

В самом деле довольно скоро мастери­ца становится женой хозяина дома. И приводит к нему шесть своих дочерей. Будущая Золушка в результате катается совсем не как сыр и не как в масле. Но у нее есть ход! Уже опробованный вари­ант. Крышкой сундука – бремс!

Фея опять ее предупреждает: «Хуже будет. Послушай маму. Мама плохого не посоветует». Но будущая Золушка маму не слушает. И в самый главный момент новая мачеха ловко выдергивает голо­ву из-под падающей крышки сундука и говорит выходящему из-за занавески мужу: «Что будем делать? Выносить сор из избы или сошлем ее туда, где ей и надлежит быть: на кухню? Пусть трудом на благо семьи искупает свое преступ­ление. Труд облагораживает».

Дальше, как вы догадываетесь, Зо­лушка начинает слушаться фею-маму, и сюжет катится по хрестоматийному пути. Но какова подводка к этому пути, благоразумно удаленная и Шарлем Пер­ро и братьями Гримм!

Впрочем, финал «Кота в сапогах» у Базиле куда интереснее, и страшнее, и мудрее. Здесь вот что удивительно: вся­кий, кто смотрел замечательный мульт­фильм Гарри Бардина «Кот в сапогах», об этом финале знает, но каким шестым чувством Бардин догадался, что в исход­нике такой финал? Гений, одно слово. «Кота в сапогах» знают все. Переска­зывать не буду. Только одна деталь важ­на: у Базиле владелец кота не сын мель­ника, а сын нищего. Словом, полная победа! Сын нищего стал зятем короля и богачом. Шикует в замке. Кот живет в том же замке, но чувствует, что прежних доверительных, дружеских отношений между ним и его хозяином нет. Конечно, молочко в плошку ему наливают, мясца дадут, но не более. С другой стороны, а чего еще коту надо? Даже и в сапогах…

Кот не то чтобы жалуется на жизнь хозяину. Жаловаться (повторимся) не на что, а так намекает, мол, изменилось что-то в твоем отношении ко мне, хо­зяин. Хозяин ему: «Да ты что? Ты мой лучший друг. Не дай бог, к онечно, но если ты умрешь, это такое горе для меня будет, такое горе, я тебе такой мавзолей отгрохаю». Кот решает проверить, как будут обстоять дела с его мавзолеем.

Как-то раз бухается на дорожку парка и притворяется мертвым. Об эту пору гуляют в парке бывший сын нищего с принцессой. «О, – говорит принцес­са, – гляди: котяра твой сдох». Бывший сын нищего морщится: «Ну и выброси эту падаль на помойку». Кот вскаки­вает на лапы и мчит прочь из дворца и парка, на бегу сглатывая слезы оби­ды. Европейские интеллигенты еще в XVII веке разрабатывали тему сложных и неоднозначных отношений власти и интеллигенции.

Должен предупредить гипотетиче­ских читателей и (в особенности) чи­тательниц. Если вы любите литературу барокко, если ваша душа лежит к кар­навальному юмору, связанному с телес­ным низом, будь то Рабле или Гашек, то лучшего чтения вам не найти! Но если вы «заражены нормальным классициз­мом», то вслед за аббатом Галиани, ита­льянским просветителем XVIII века, с возмущением скажете: «Итальянский язык был загрязнен такими, как Базиле, муторными и отталкивающими образа­ми то испражнений, то болезненных со­стояний, вызывающих скорее тошноту, чем охоту к чтению».

Откровенная похабщина соседствует с лиричными и очень красивыми текс­тами. Так это и есть барокко. Соедине­ние, казалось бы, несоединимого: пре­красного и отвратительного, высокого и низкого, простонародного и куртуаз­ного. Любовь к жизни во всех ее прояв­лениях; любовь ко всему живому, дви­жущемуся, любящему, ненавидящему, дружащему, враждующему, пробиваю­щемуся сквозь все невзгоды и несчастья к везению, фарту, удаче.


Санкт-Петербург

Поделиться