Олег Павлов: «Борьба с властью – это борьба за власть»

О роли писателя в жизни современной России, об исповедальной прозе и «писателях-оппозиционерах»

Поэты и хомячки


«Большая книга» и бедные русские читатели

На днях был объявлен лауреат Литературной премии Александра Солженицына 2012 года. Премия присуждена писателю Олегу Павлову, автору книг «Дневник больничного охранника», «Асистолия», «Карагандинские девятины, или Повесть последних дней» (премия «Русский Букер» 2002 года). Вот интервью, в котором писатель прокомментировал свои книги, изложил свою точку зрения на актуальные социально-политические события, а также – на ситуацию, сложившуюся сейчас в русской литературе и культуре.



— Вас называют «жёстким реалистом». Согласны ли вы с таким определением? Считаете ли этот метод действительно продуктивным?

— Я когда-то не прошёл отбор на уровень государственной премии с формулировкой «не создал в своих произведениях ничего позитивного»… Но я убеждён, что литература нужна как правда. Если лишь человек может быть источником правды, то, передав его состояние в конкретных жизненных обстоятельствах, мы и узнаем её – настоящую, подлинную... И если мы хотим знать правду о человеке, то должны узнать её всю, какой бы ни была она неудобной или мучительной. Только поэтому писатель обязан быть реалистом. Когда людей учили лгать – учили отказывать себе подобным в праве на сострадание. Лжи этой – океаны. Люди тонут. Спасительно каждое слово правды, то есть в нём всегда заключается спасение, достоинство чьё-то спасённое или даже жизнь.


— Назовите, пожалуйста, лучшую, по вашему мнению, свою книгу. И почему именно она?

— «Дневник больничного охранника». Самая честная моя книга. Сочинить ничего более правдивого не смог бы... «Асистолия» – этот роман принёс успех, самая читаемая из моих книг, оказалась близкой людям молодым, наверное, потому, что искренняя вещь, она о современном мире, об одиночестве в нём людей, а молодые естественно одиноки, им кажется, что их окружает непонимание. На Западе главной моей книгой стала трилогия «Повести последних дней», в переводах это «Русская трилогия». Вот сейчас должны выйти издания на французском, английском.


Олег Павлов — странная фигура. Обманчивая, словно сфинкс. Поначалу Олег Павлов практиковался на армейских сюжетах и ужасах. «Вот не повезло человеку; какая же тяжёлая была у него служба…» — думали все. То и дело вспыхивали споры о реализме, натурализме и намеренном очернении наших доблестных вооружённых сил.

Поэты и хомячки


Такого интереса, честно сказать, совсем не ожидал, потому что очень многое в ней требует понимания русской жизни, в общем, изнутри. История каждого народа – это путь, по которому разбредаются в поисках спасения миллионы людей, но соединённых общей судьбой. И об этом моя трилогия – о том, что такое этот путь, куда он уводил и уводит русского человека. «Казённая сказка» и Хабаров – путь к подвигу. «Дело Матюшина» – путь к преступлению. «Карагандинские девятины» и Алёша Холмогоров – путь к святости. Других путей, по-моему, у русской истории для человека нет. Все они ведут как бы до самого конца. Частная жизнь, пусть обывательская, с её смыслом и логикой, кажется в России невозможной. Это в Париже зайдёшь в булочную – а эти булки уже триста лет печёт одна семья и ничего в их жизни не меняется. У нас же обычно и о дедушках с бабушками своих ничего не знают – такая вот наша история.


— По сути, «Дневник больничного охранника» – это такое сырьё для большого романа. Почему вы решили не делать из этого роман, а издали эти записи все же в виде дневника?

— Вот у тебя лежат такие записи, и ты уже привык относиться к ним, действительно, как литератор. Хочешь писать сердцем, и чтобы совесть диктовала написанное – и не можешь – но понимаешь вдруг, что так всё и написано было когда-то, именно так. И появилась на свет эта книга. И такой другой нет, даже похожей нет. Одна она такая. Я благодарен её издателям. Такого вопроса я не услышал от них – было полное понимание, что должен быть опубликован именно дневник. Почему опубликовал спустя шестнадцать лет? У всего своё время. В конце концов, он и прошёл проверку временем.


— С 2004 по 2007 гг. вы куда-то исчезли из литературы. По крайней мере, из литературного процесса. Почему? Чем вы занимались?

— Просто перестали издавать, приглашать. В квартире за эти годы не раздалось ну ни одного звонка. Похоронили. Но это было во благо. Работал, не стало суеты. Вот, что и было бы самое мудрое: не сделать никого своим врагом – и никому не стать другом. В литературе надо быть одному. Только так не потеряешь своего пути. В общем, да, выпал я, существую вопреки – и вместо писательской стратегии, как это называют, выбрал всё же судьбу. Но я не люблю профессию… Стыдно так, как не было бы, если бы торговал на рынке. Каждый, кто пишет, стремится написанное опубликовать – и получить лучшую цену. И никогда никакой творец не отдаст людям своё творение только для их пользы, хотя так и получил свой дар – ничем не оплатив. Бескорыстно, тогда уж, только сопереживание людей искусству. Искусство возможно, потому что в людях есть такая жертвенная к нему восприимчивость. И это читатель или зритель создают что-то идеальное, не требуя оплаты за малейшее движение души.


— Что вы думаете о современном российском литературном процессе? Кого из писателей могли бы выделить?

— Всё, что происходило в нашей литературе, надо понимать как смену моральных состояний. Cегодня мораль определяют деньги. Литературной новостью оказывается лишь вручение премий… Кому, сколько, за что… Вот и все вопросы. Жизненное, честное, в чём есть смысл, то есть выстраданное всерьёз, чувства, мысли – это отсекается, устраняется. Дружная кампания по борьбе со смыслом и совестью. А смысл и совесть литературы, душа её – это народ… О народности русской литературы замолчали, перестав испытывать сочувствие к человеку. Двадцать миллионов людишек потратили за двадцать лет бесконечных реформ, но об этом давайте молчать. Это такое идеологическое задание: трагедия русского народа должна показываться, так сказать, оптимистической или дурацкой, бессмысленной…. Но кто сопротивлялся и писал правду – это русские писатели. Думаю, больше имён мы ещё узнаем или откроем заново, потому что пробивались к читателю единицы. Вот могу я назвать Владимира Карпова… Хотя бы одного…. «Двое на голой земле». Найдите, прочтите… И не с чем мне даже сравнивать эту книгу. Ощущение было, ну полной своей слепоты – такой писатель никому неизвестен. И я был потрясен. Так она была бы нужна душе моей, понимаете? И, оказывается, существовала.


— Следующая ваша книга, расскажите о ней.

— Время, о котором хочу писать, – октябрь 1993 года. Несколько дней массовых расстрелов, пыток и убийств, происходивших в Москве… Собираю материалы, свидетельства. Несколько лет назад я случайно узнал о судьбе Игоря Остапенко, офицера подмосковной военной части. Он погиб в ночь с 3 на 4 октября, в возрасте 27 лет, на Щёлковском шоссе, пытаясь с горсткой товарищей пробиться на помощь к тем, кто защищал парламент. Он был расстрелян, без суда и следствия. Офицер, он исполнил присягу. И верил, наверное, так. Но и все, кто тогда погиб – они верили. Эту веру расстреляли. Для меня в этом вопрос, потому что она была и моя. На стадионе «Красная Пресня» добивали пленных, а в Кремле в это же время пировали победители. Стоны, кровь – и пьянка. Это было народное восстание, утопленное в крови – и никогда не будем мы свободны, если этого не осознаем. Если тот же геноцид сталинский не осознаем как cвою национальную трагедию… Новочеркасский расстрел… Понимаете, русские-то и не получили свободу… Миллионы без родины остались… Но и в России национальный статус русских никак не гарантирован. Ну разве что язык государственный – он русский.


— В ХХ веке очень много говорилось о том, что «писатель измельчал». Что сейчас?

— Великий писатель – это великая душа. Такая сила сострадания, почти святая. То есть величина – только душа. Мы же, в общем, малодушны. Мы не знаем своей страны. Мы боимся своего народа. Какой там великий национальный роман… Сколько нужно узнать, увидеть, понять, пережить, чтобы написать хотя бы «Каштанку»? Да, Чехов тоже в деньгах нуждался… Стремился к успеху у публики…. Но интерес его к жизни, к людям был огромен – надо ли говорить? Наш читатель отзывчив очень к правде, именно к правде. Читают… Но кто знает, что самые популярные книги в России – православные. Церковная лавка – это, конечно, не книжный магазин. Но читают и покупают православные книги миллионы людей, которых статистика именно как читателей не учитывает. В то же самое время у нас в большинстве библиотек нет хотя бы Евангелия.


— То есть писатели больше не «властители дум»?

— Это есть и сейчас, почему же… Скольких увлёк Лимонов? Но куда? А что всплыло на митингах? В этой роли властителей дум всплыли именно литераторы: Быков, Акунин, Шендерович… Они над толпой, они к толпе обращались… Но мне представляется, что такой властью в России обладает сама интеллигенция, которая и творит кумиров… Это хорошо организованная умная сила. Но Толстого она, прогрессивная, славила – а Достоевского травила.


После долгого перерыва вышел новый роман Олега Павлова. Проза мастера. Критике (пока напечатана только первая часть) ещё предстоит оценить эту незаурядную книгу. Будет ли у неё читатель? Вот вопрос. Олегу Павлову принесли известность остросоциальные, натуралистичные до абсурда повести и романы из армейской жизни.

«Большая книга» и бедные русские читатели


Сегодня это некая интеллектуальная элита, а идея элиты – господство. При этом они кричат, просто вопят на митингах, что не позволят сделать себя рабами… Но я не чувствую себя рабом. Ни путинским, ни чьим-то другим, ну только Божьим, поэтому я бы к этой компании никогда бы не присоединился. Но и русские марши – это тупик. Передавать нужно одну истину: любовь. И доказывать одним: любовью. Нравственный человек страдает от страданий других. Лечите, учите, утешайте, милость к падшим призывайте – то есть служите. Вот призвание, человеческое тогда уж. А борьба с властью – это борьба за власть. Это страсть, которой разжигается в людях ненависть да гордыня. Чехи, венгры, поляки не загибли под руинами перемен, а мы загибли. Говорят, они культурнее русских и были подготовленней к свободному труду, новым отношениям и прочее. Дело не в том, что чехи культурнее русских - они просто ничего "не рушили", в этом и есть превосходство их «культуры» над нашей. Не было среди них тех, кто бы соблазнял рушить, разжигал крестовые походы на собственное национальное достояние. А наше главное достояние - наше государство. Правители приходят и уходят. Вот ужас и мрак времён Грозного переродился в царствие Алексея Михайловича… А сталинский - в брежневскую эпоху… Да, застой. Ну а начали ломать и рушить - хребет народу переломили и разрушили страну. Новое поколение, пусть оно увидит, осознает, что происходило, произошло… Образованием и воспитанием можно всё поменять, всё исправить, то есть верой, что они будут лучше нас. Или у них, у наших детей, действительно, не будет будущего.


— Что вы можете посоветовать начинающему писателю?

— Мне пишут много начинающих авторов, просят их оценивать, просят советов и прочее... Если доверяют, я всё-таки даю какие-то советы, хотя считаю это делом бесполезным, так как главный инструмент художника – это его душа, и поменять что-то в настройке этого инструмента, привести его к такой гармонии, чтобы слово было чудом и правдой, может только пережитое. Но если можно, то именно таким людям отвечу – и, может быть, они услышат. Пишите честно - значит о том, что увидели и пережили, когда всякое изображение прожито и появляется из души. Совесть – это Бог в тебе. То есть писать нужно – как исповедоваться за всех своих героев перед Богом.

CHASKOR.RU

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе