«Это жизнь придумала…»

Писатель Роман Сенчин — о том, чем притягивает проза Гавриила Троепольского.


Создать произведение, которое останется, будет жить после твоего ухода, — мечта любого писателя. Чаще всего несбыточная. Гавриил Николаевич Троепольский такое произведение создал — «Белый Бим Черное ухо», и ему можно только позавидовать. С другой стороны, обидно, что он известен сейчас только этой повестью. В день 115-летия со дня рождения писателя хочется вспомнить о его творческой судьбе.


Для большинства из нас Троепольский ассоциируется с 1970-ми. Тогда была опубликована повесть «Белый Бим…» и следом снят по ее мотивам трогательный фильм с Вячеславом Тихоновым в главной роли. Гавриил Николаевич стал часто появляться на телевизионных экранах, говорил о сельском хозяйстве, об охране природы, о друзьях наших меньших.
Сложно поверить, что Троепольский почти сверстник своему земляку Андрею Платонову. Но пришел он в литературу уже после смерти автора «Чевенгура», в 1950-х. Главным на протяжении многих десятилетий для Троепольского было сельское хозяйство.

Вообще, интересная параллель двух уроженцев воронежской земли — Платонов одушевлял механизмы, Троепольский — растения. Вроде бы полярные взгляды, но в то же время очень близкие, и в произведениях обоих писателей есть много общего. Сочувственная жалость к несовершенству мироустройства, что ли…

Гавриил Николаевич не ходил в школу. Получил домашнее образование. Это не помешало ему поступить в сельскохозяйственное училище, затем поработать учителем, а потом стать агрономом и селекционером. В конце жизни самым значительным своим достижением Троепольский считал не повесть «Белый Бим…», а один из выведенных им сортов проса, который спасал от голода людей во время и после войны.

Около двадцати лет он проработал в районном центре Острогожск на западном краю Воронежской области. Там пережил оккупацию. Умел договариваться с гитлеровцами, нескольких человек уберег от расстрела. После войны компетентные органы искали факты предательства Троепольского, но выяснилось, что он помогал нашей разведке и партизанам.

Всерьез писательством Гавриил Николаевич занялся уже взрослым, много повидавшим человеком. В мартовском номере журнала «Новый мир» за 1953 год появились рассказы из цикла «Записки агронома» — одна из первых ласточек грядущей оттепели. Как написал позже в очерке о Троепольском критик Игорь Дедков: «Он вышел в это поле позже сверстников, но — в свой срок, со своим крепко обдуманным, необходимым словом, когда приспело время, и место его в литературе было свободно, ждало его».

В сатирической форме (не путать с юмористической) Троепольский показал жизнь современного ему колхоза, связанного по рукам и ногам распоряжениями, планами, сроками, сыплющимися сверху — от районного, областного начальства. А колхоз, нужно напомнить, хозяйство автономное. Правда, в реальности так никогда не было.

По предложению главного редактора «Нового мира» Твардовского Гавриил Николаевич написал продолжение, которое срочно, в августовском номере, опубликовали. А в 1955 году вышел художественный фильм Станислава Ростоцкого под не очень-то притягательным названием «Земля и люди», начинающийся с многозначительной надписи: «Пришла весна 1953 года».

Фильм почти забыт ныне. Впрочем, как и вся та цивилизация с секретарями райкомов, партийными собраниями, производственной темой. Но идея фильма для России извечная: власть (государственная, помещичья, партийная, воровская), отстань от мужика, дай ему землю пахать, и он тебя накормит. Чуть позже она станет главной у тех, кого назовут сначала издевательски, а потом уважительно, «деревенщики».

С 1954 года и до конца жизни Троепольский жил в Воронеже. Написано им не так уж много — почти всё уместилось в три поджарых тома собрания сочинений. Но это настоящая русская проза. «В камышах», «Митрич», «Кандидат наук», «У крутого яра», «Один день», «Постояльцы», «О реках, почвах и прочем»… Как и многие писатели, выросшие в деревне, Троепольский попытался осмыслить произошедшее с русским крестьянством в 1920–1930-е годы. Итогом стал единственный роман «Чернозем». Не самое сильное его произведение. Впрочем, как и у многих других его собратьев по перу, обратившихся к этой теме. Может быть, она вообще неподъемна для литературы.

Лебединой песней Троепольского оказалась повесть «Белый Бим Черное ухо». После нее он писал всё меньше и реже. И возраст брал свое, и, видимо, исчерпанность нажитого, а, может быть, и отчаяние — ничего ведь по-настоящему не исправлялось, не налаживалось, не улучшалось. Тогда отчаивались многие. Стоит вспомнить позднюю прозу Тендрякова, Абрамова, Шукшина. Горькая проза.

Ударом для Троепольского стал конфликт с его старым товарищем Станиславом Ростоцким, взявшимся за экранизацию «Белого Бима…». Режиссера сценарий не устроил, и он внес туда много исправлений вопреки воле автора. В результате Гавриил Николаевич снял свою фамилию с титров, осталось лишь «по мотивам».

Во время перестройки его хотели сделать обличителем советского прошлого. Тем более биография этому способствовала. Мало того что он одним из первых выступил с критикой творящегося в колхозной жизни во времена Сталина, так еще и сын репрессированного — его отца, священника, расстреляли в 1930 году как врага народа.

Но Гавриил Николаевич повел себя неожиданно для обличителей. Как вспоминал журналист Эдуард Ефремов, однажды Троепольского пригласили в областную библиотеку Воронежа, где проходил «суд над КГБ». Послушав обвинительную речь, в которой упоминался следователь, ведший дело его отца, Гавриил Николаевич поднялся и потребовал: «Прекратите! Нельзя по документам писать историю, тем более — давать характеристики человеку… Я своим детям и внукам завещал, чтобы они молились о следователе НКВД Степанове… Он предпринял всё возможное, чтобы представить священника Троепольского ни в чем не виновным… Когда отца расстреляли, следователь Степанов покончил с собой, оставив записку, что он не может пережить позора».

Этот поступок, по-моему, очень точно рисует характер писателя. Может быть, Троепольский не обладал сознанием «исторического масштаба», но старался быть честным и справедливым на том пространстве, которое видел и знал. И писал об этом пространстве. Вернее, записывал. Недаром он часто повторял: «Это не я придумал — это жизнь придумала».


Автор — писатель, лауреат премии «Ясная поляна»

Автор
Роман Сенчин
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе