Детям до 16-ти

Как цензура пришла в подростковую литературу
С момента вступления в силу российского закона о защите детей от вредной информации минуло почти три года. За это время выяснилось, что в области детского книгоиздания вреда от него больше, чем пользы. 
Фото: Александр Петросян / «Коммерсантъ»

Закон мешает работе издателей и книготорговцев, путает родителей, но главными пострадавшими остаются подростки, чьи шансы взять в руки полезную книжку тают на глазах.

Нельзя сказать,что в советской России подростковой литературы не было вовсе. Она была, причем не только партийно-идеологического толка. Некоторые книги вполне были способны говорить с детьми на «непростые» темы: любовь и расставание, предательство и «томление плоти». Логично, что расцвет такой литературы пришелся на вольные 1960-е, и сейчас некоторые из этих книг перевыпускаются стараниями редактора Ильи Бернштейна и издательства «Самокат» (серия «Родная речь»). Но заслуга «Самоката» не только в переиздании отечественных классиков. Чуть больше 10 лет назад, еще до всяких охранительных законов, там первыми начали публиковать книги авторов, которые не только выдерживали высокую художественную планку, но и не тушевались писать о том, о чем писать было не очень принято: о болезни и смерти близких, переживаниях ребенка при разводе родителей, устройстве семьи у разных народов, любви (гомо- и гетеросексуальной), насилии в семье, войне, фашизме, правах человека. Еще одним застрельщиком в этом стала серия Людмилы Улицкой «Другой, другие, о других. Проект о толерантности», по поводу которой родители ломают копья до сих пор.

На обложках этих книг стояла рекомендательная возрастная маркировка, и родителям, хотевшим поговорить с ребенком на ту или иную тревожную тему, но не знавшим с чего начать, легко было подобрать соответствующую возрасту книгу и оттолкнуться от нее. С вступлением в силу закона о защите детей от вредной информации (закон 436) все изменилось.


Фото: Николай Гынгазов / Russian Look

Во-первых, теперь издатели вынуждены ставить не только рекомендательную маркировку, но и ограничительную. Скажем, книжка с точки зрения содержания предназначена для детей 12-14 лет. А с точки зрения буквы закона — она 16+.

Во-вторых, из-за завышенной возрастной маркировки подростковая литература фактически исчезла с детских полок книжных магазинов и переместилась на взрослые. Взрослые не понимают, зачем им читать книги про подростковые проблемы, и тираж возвращается на склад по чисто экономическим причинам. Печальная участь постигла серию «Недетские книжки», в которой уже вышли и еще будут изданы важные для любого взрослеющего человека тексты: среди них сказка французского иллюстратора и живописца Ролана Топора «Принцесса Ангина» и Oh, boy! Мари-Од Мюрай об усыновлении и ломке стереотипов. В середине 2000-х, когда эти тексты в первый раз были изданы на русском языке, они стали едва ли не символом открытого разговора с ребенком. Чтобы объяснить читателям, что такое «Недетские книжки», издательство даже придумало специальный дизайн обложек («взрослую» обложку нужно оторвать и тогда за ней покажется пестрая детская) и записало разъяснительный ролик про то, как пользоваться взрослыми книгами с детским содержанием.

И наконец, в-третьих, авторы, переводчики и редакторы издательств, чтобы все-таки достучаться до читателя, вынуждены включать внутреннего цензора. Доходит до смешного. Переводчица с французского Ирина Волевич (классик художественного перевода, благодаря ей мы по-русски читаем почти всего Паскаля Киньяра) рассказала «Ленте.ру», что при работе над подростковыми книгами из цензурных соображений меняет в тексте «черт его знает» на «Бог его знает», иначе издатели рискуют навлечь на себя гнев родителей.

 Фото: Александр Уткин / РИА Новости

 «Лента.ру» поговорила с авторами, переводчиками и издателями подростковой литературы о трудностях их работы, случаях цензуры и самоцензуры:


«Жизнь не бывает стерильной»

Основатель издательства «Самокат» Ирина Балахонова

По сути, согласно закону, с подростком сегодня о многом говорить просто нельзя. Например, нельзя говорить о войне. Произведения о Великой Отечественной еще как-то проходят, потому что тут можно сказать: «Это наше культурное наследие». Но ни один современный текст про войну, жесткий, настоящий не сможет попасть в руки современному школьнику. И это касается целого ряда тем, без которых трудно себе представить воспитание адекватного человека. Возникает вопрос: а больше ничем мы подростку навредить не можем? Только книгой?

Нам, издателям, вообще было бы проще выпускать красочный нон-фикшн для детей до 6 лет — на нем можно неплохо заработать, не создавая себе проблем. Или вычищать подростковые тексты до состояния полной стерильности. Но жизнь не бывает стерильной. Мы, детские издатели, — такие же родители, как и все. И наша работа думать о том, как помочь другим родителям говорить с детьми на разные, в том числе непростые темы. Мы хотим сделать так, чтобы наши дети научились чувствовать, думать самостоятельно и не принимать на веру спорные утверждения. Так почему нас обвиняют во всех грехах?

На мой взгляд, за нами должны толпами ходить родители, со словами: «Нам сложно говорить с детьми о том и об этом, нас не научили, мы не всегда разбираемся, помогите нам». И издатели, психологи, социологи должны помогать. У нас же пока, к сожалению, все наоборот. Мы честно пытаемся делать свою работу. И хотим предупредить тех родителей, у которых еще нет своего мнения о современных детских книгах: мы не злодеи, не алчные и лицемерные ханжи, которым все равно за чей счет пиариться, мы — на вашей стороне и на стороне ваших детей.


Фото: Рамиль Ситдиков / РИА Новости


 «Книгам о подростковом сексе и наркотиках мы поставили маркировку 12+»

Писатели Евгения Пастернак и Андрей Жвалевский

Жвалевский: Мы не хотели писать книгу о наркотиках. Не потому что боялись — просто нам все время казалось, что это какая-то конъюнктура. Но пришлось.

Пастернак: Спайсы идут волнами и захватывают города. Настал момент, когда в Минске их появилось неимоверно много, и начали погибать дети. Как все родители, мы наивно считали, что наркотики — это где-то далеко, их употребляют дети из подворотен и семей алкоголиков, а моего прекрасного ребеночка это не коснется никогда. А потом после родительского собрания я спросила у своей дочери-десятиклассницы, знает ли она, что такое спайсы. Она ответила: «Конечно, знаю, я даже могу тебе рассказать, кто у нас их продает». И вот тут мне стало страшно.

Жвалевский: Потом начались смерти подростков. Самое страшное, что это были не законченные наркоманы, а нормальные ребята, которые первый раз попробовали. У них просто случилась непереносимость. И тогда мы поняли, что про это жизненно необходимо рассказывать. Информация, о том, что это такое, может буквально спасти детям жизнь. Родители наивно считают, что дети ничего не знают. Но в каждую нашу встречу с подростками, если заходит речь об этой книге, мы спрашиваем, вы знаете, что такое спайсы?

Пастернак: Очень редко, в маленьких городах оказывается, что и правда не знают. В 90 же процентах случаев они пожимают плечами и говорят: «Конечно, знаем». Хотя перед этим в учительской взрослые клялись нам, что они слыхом не слыхивали. Собственно, и нашу книгу мы хотели назвать «Спайсы», но это название не приняли книготорговцы. Они сказали, что книга с таким названием никогда не появится ни в одной библиотеке, ни в книжном магазине — вообще нигде. Так возникла «Охота на Василиска».

Жвалевский: Никаких законных причин на ограничение продаж книг с такими заголовками нет. Это просто человеческий страх перед возможным наказанием. Сняли же перед 9 Мая с полок книжных магазинов антифашистский комикс «Маус» из-за карикатурной свастики на обложке. Дело не в законах, а в том, как люди их понимают и тем самым создают себе проблемы.

Пастернак: Если по поводу какой-то книги разворачивается скандал, то еще до всякого исхода дела книготорговцы начинают истерично прятать тираж.

Жвалевский: В советское время, когда у нас были пуританская литература и кинематограф, а интернета вообще не было, мы про все узнавали в очень искаженном виде. И эти неточные знания нам потом сильно портили жизнь. На мой вкус, о сексе, наркотиках, алкоголе и прочем пусть лучше подростки узнают из хорошей литературы, которая бы взвешенно рассказывала им, как это на самом деле происходит, чем они делились впечатлениями в подворотне. Нам было важно, чтобы те, кто захочет прочесть книгу «Охота на Василиска» точно не навредили себе. Чтобы ребенок, прочтя не подумал: «Ой, какая прикольная штука спайсы. Дай-ка попробую». Поэтому до того, как отдать книгу в издательство, мы предложили профессиональным психологам и наркологам ее прочесть. Они сказали, что эта книга вреда не нанесет. Нам хотелось, чтобы у читателя сложилось представление о том, что наркотик — это яд. А дальше сам решай, стоит ли пробовать?

Пастернак: Я никогда не полезу просвещать чужого ребенка через голову его родителей. Что читать, а что не читать ребенку — право выбора его близких. Если родители считают, что маленькому мальчику в 14 лет рано читать книгу про наркотики, он о них ничего не знает — это их право так думать. В Семейном кодексе написано, что ответственность за здоровье и безопасность ребенка несут его родители. Когда часть этой ответственности перекладывается на библиотекарей и книготорговцев — это прямое нарушение Семейного кодекса.

Жвалевский: На двух наших книгах «52 февраля» о подростковом сексе и «Охота на Василиска» о спайсах мы, находясь в здравом уме и твердой памяти, поставили маркировку 12+, хотя, как нам объяснили профессионалы, с точки зрения психологии говорить о наркотиках нужно начинать с 6 лет. Что такое наркотики, как они действуют, почему их употребляют? Последнее важно. Если говорить, что делают это только дураки, которые хотят себе навредить, то это будет неправдой. Если человек с 6 до 8 лет все про это поймет, то в 12-14 лет, когда это становится острой темой, у него уже будет позиция. Это не гарантирует полной защиты от наркомании, но может стать хорошей прививкой. Что же касается закона 436, то проблема в том, что мы считаем его мечом, заточенным с одной стороны. А он обоюдоострый. Издатели, которым читатели вменяют в вину пропаганду того и сего, могут подать ответный иск о клевете, нанесении морального и материального ущерба. Я у себя на сайте сделал небольшую памятку, как обходиться с этим законом средствами самого закона. Люди, пугающие библиотекарей и книготорговцев судом, сами могут оказаться ответчиками по встречному иску.


Фото: Олег Харсеев / «Коммерсантъ»

«То, что мы не говорим об этом, еще не означает, что этого не существует»

Главный детский онколог Московской области, писатель Светлана Варфоломеева

В мире есть много того, что спрятано от наших глаз. Но то, что мы не говорим об этом, еще не означает, что этого не существует. В России около трех тысяч детей в год заболевает онкологическими заболеваниями. И начинается долгая и сложная борьба, дорога к здоровью вымощена не только усилиями врачей, но и материнскими слезами, страхом и болью. Каждый день врачи, дети и родители совершают подвиг. Я хотела рассказать без излишнего драматизма о том, как живут мои пациенты, их близкие, мои коллеги. О том, какие ценности становятся значимыми, а какие растворяются в череде событий (повесть «Машка как символ веры» вышла в серии «Настоящее время», выпущенной издательством «Росмэн». Она не только о том, что бывает с родителями, когда их ребенку ставят диагноз «рак», но и о подростках, родительской усталости, предательстве и помощи друзей — прим. «Ленты.ру»).

Я верю, что не бывает плохих людей, бывают те, для кого голос чужой беды заглушается звуками собственной жизни. Это не плохо. Просто однажды, когда ты заплачешь, тебя никто не услышит. Наверное, мне просто очень важно, чтобы люди услышали друг друга. SOS — спасти не только душу утопающего (в нашем случае болеющего ребенка), но и спасти свою собственную душу, свою человечность, в конечном итоге — спасти наш общий мир.


Фото: Валерий Мельников / РИА Новости


  «Некоторые родители считают, что детство и юность — это такая желто-розовая полоса в жизни человека»

Переводчик Ольга Дробот

Еще в 30-е годы прошлого века, когда в Европе распространялся фашизм, норвежский Союз детских писателей озаботился тем, что авторитарная схема набирает популярность и в детской литературе. И они приняли декларацию, в которой речь шла о ценности индивидуальности, о том, что ребенка нужно учить думать самостоятельно, ничего не принимать на веру, знать, что жизнь одного человека бесценна. Так появилась идея, которую я упрощенно сформулирую так: «Знать — лучше, чем не знать, думать — лучше, чем не думать». И я в этом с норвежцами полностью согласна, в том числе и применительно к детской подростковой литературе.

В середине 2000-х я перевела на русский подростковый роман «Осторожно, Питбуль-Терье!», там речь шла о вещах, которые сейчас могут вызвать много нареканий. Особенно если родители считают, что детство и юность — это такая желто-розовая полоса в жизни человека, и проблем не встречается. Что чем меньше ребенок знает о жизни вне этого кокона, тем будет лучше и здоровее. Это книга о дружбе двух мальчиков, оба находятся в непростой ситуации. У одного мама страдает депрессией и боится выходить из дому, поэтому ее сын рано взрослеет. А у папы второго мальчика проблемы с алкоголем. Но книжка при этом смешная, мудрая, добрая и прекрасно написана. И она безусловно станет поддержкой одинокому подростку в подобной трудной ситуации, а в случае доверительных отношений даст пищу родителям и детям поговорить вместе о важных вопросах.

По-настоящему хорошие детские книжки не могут обойтись без сложных тем. Как жизнь без них не может. Подростковая литература — это особый жанр, в котором быстро меняющийся молодой человек должен узнать себя и свои проблемы. Я тут видела статистику: 40 процентов взрослых россиян в течение года не прочло ни одной книжки. А большинство тех взрослых, которые все же читают, читают чисто развлекательную литературу — женские романы и детективы, то есть совсем не то, что требует некоторого усилия и размышления. Если у ребенка в семье один родитель не читает вовсе, а второй — только женские романы, то они и ожидают от литературы, что это будет смесь снотворного и успокоительного одновременно. А подростковая книжка с вопросами вызовет у них понятное отторжение. Но я как читающий родитель читающих детей хочу, чтобы на полках библиотек и магазинов были книги не только для сна и смеха, но и для воспитания чувств и развития сознания и совести. А что покупать или не покупать, каждый решит сам. 


Наталья Кочеткова
Автор
Наталья Кочеткова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе