Читатель "Откровений" обречен множество раз испытывать неловкость за авторов сборника — как за добродетельных, так и за хулиганов. И когда почтеннейший мореплаватель Тур Хейердал пишет в связи с фразой из Книги Бытия о том, что Бог отделил "воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью": "Нам трудно понять, откуда могли знать древние книжники все то, что сегодня известно науке: что когда наша планета обретала свою форму, она была полностью покрыта водой". И когда британский писатель Луи де Берньер, прославившийся романом "Мандолина капитана Корелли", устраивает что-то вроде провокации. 

Предметом этой провокации оказывается — конечно — Книга Иова. "Господь Бог предстает как злонамеренный маньяк, страдающий манией величия",— пишет Луи де Берньер. И продолжает: "В результате невозможно не прийти к выводу, что либо Господь — это сумасшедший, кровожадный своенравный деспот, либо же все это время мы, пусть непреднамеренно, по недосмотру своему, почитали дьявола". Эти преувеличенно страстные высказывания подействовали на определенную часть публики самым предсказуемым образом — были предприняты попытки (разумеется, безуспешные) остановить публикацию Книги Иова с этим предисловием на том основании, что в нем допущены богохульные высказывания. 

И дело тут даже не в том, что Книга Иова — один из самых обсуждаемых в мире текстов, бессменный пример проблемы теодицеи — оправдания всеблагости Бога, несмотря на существование зла в мире, и что все претензии, подобные претензиям Луи де Берньера к этому произведению и его персонажам, были уже неоднократно предъявлены. Забавно, что, даже замахнувшись изо всех сил, современный писатель не может дотянуться до уровня американского проповедника XVIII века Джонатана Эдвардса — отрывок из его проповеди, приводит в своем эссе американский писатель Чарльз Фрейзер. "Когда вы будете умолять Бога о милости, Он и не попытается облегчить ваши страдания. Он не проявит к вам никакого сострадания, хотя и будет знать, насколько эти мучения тяжелы для вас. Нет, Он лишь попрет вас стопою Своею... Он выдавит всю кровь вашу, и возлетит она, и обрызжет Его ризы, и запятнает все одеяние его. А он не только возненавидит вас, Он еще и презирать вас будет, да так, что далее некуда". На этом фоне "злонамеренный маньяк" как-то даже совсем и не выделяется. 

Но все-таки "Откровения" преподносят уроки не только негативные. Не только "как не надо", но и "как можно". И в итоге становится ясно: привлекательны здесь только две вещи — подлинно профессиональный подход (в этом смысле лучшее, что есть в сборнике,— короткий стилистический разбор "Песни песней", сделанный Антонией Байетт) и обращение к личному, частному, вроде бы совсем не библейскому опыту. Так что для того, чтобы удостовериться, что библейские тексты действительно представляют собой пищу для ума и души современного, да и любого человека, достаточно прочитать коротенький рассказ Уилла Селфа,— самый последний в книге. Он про Откровение Иоанна Богослова. И еще про Бена Трейнина, друга Селфа, умершего в возрасте двадцати восьми лет от инфаркта, после приступа астмы "в результате осложнений от спрессованной до предела, "завернутой" жизни". Незадолго до смерти, когда дела у него шли совсем плохо, а психическая болезнь разыгралась не на шутку, "Бен пристрастился к интерпретации окружающего мира через тусклое стекло Откровения святого Иоанна... Он говорил об остром с обеих сторон мече (1:16) и о полезности соединения с тем, кто имеет ключи от ада и смерти (1:18). Бен ощущал в Откровении жуткий, постоянный, внутренний уровень идентификации... Бен не соглашался с каким-то отдельно взятым, единственным мнением о смысле Откровения — он был согласен с любыми точками зрения, со всеми". После смерти Бена Уилл Селф прочитал Откровение, и оно показалось ему "мрачным, тошнотворным текстом". А потом по просьбе издательства Canongate он написал этот простоватый вообще-то рассказ, прочитав который почти любой человек — даже современный — проникнется тайной этого "мрачного, тошнотворного текста".

Анна Наринская

Коммерсантъ