Хулиганство и студенчество

На недавнем Суздальском анимационном фестивале специальный приз жюри получил фильм Светланы Андриановой «Два трамвая» — необычное кукольное кино, вдохновленное книжкой художницы Анны Десницкой по стихотворению Осипа Мандельштама. Награда имела формулировку — «За поэтичность». И действительно, всех тронула происходящая на фоне довоенного Ленинграда нежная история о том, как маленький трамвайчик растет, а рядом с ним старится его заботливая трамвайная мама.

Между тем, режиссер Светлана Андрианова — вовсе не томная лирическая дева, а одна из самых веселых и хулиганских режиссеров в сегодняшней российской анимации. Долгое время после окончания ВГИКа Света занималась рекламой, где и отточила умение делать лапидарное и яркое кино. Даже ее коммерческие проекты, в которых заказчик позволял хоть немного отступать от правил, вспоминаются, как островки насмешливой свободы и талантливого дуракаваляния.

«Два трамвая» для Андриановой — новый шаг и по способу рассказа лирической истории, и по открытости к новым возможностям (она никогда прежде не снимала кукольных мультфильмов). С Суздальского фестиваля этот фильм поехал по миру, в начале июня его покажут в конкурсе самого престижного анимационного фестиваля мира во французском городе Анси.

Мы поговорили со Светланой о ее любви к учебе, о рекламе и авторском кино, а еще о том, как непросто было собрать команду для съемок кукольного фильма



И дурное, и обаятельное

Светлана Андрианова: Я родилась в Костроме и поступила в художественную школу аж в 8 лет: туда же берут в 10–11, а я была высокая. Когда это окончательно до всех дошло, то хотели оставить на подготовительные, но у меня уже были успехи, и педагоги сжалились. А в 11 лет я уже приехала в Москву и поступила в МСХШ, это был лицей при Суриковском институте, такая школа-интернат на Крымском валу для особо талантливых детей. Попасть в интернат, конечно, стресс для ребенка, особенно творческого. Меня оттуда три раза выгоняли за плохое поведение…

Дина Годер: Ты такая свободолюбивая была?

С. А.: А что не видно, что ли? Я и сейчас не поменялась, разве что внешне. По спецпредметам я МСХШ с отличием закончила — в Суриковский меня сразу брали. Но я пришла в «Сурок» и думаю: что я тут шесть лет буду делать? Рисовать меня уже очень хорошо научили, и такой мне там тухляк показался… А потом я пришла во ВГИК и мне оттуда не хотелось уходить, вот,
— думаю, — это мое место. Там неформалы вокруг бегали, с длинными волосами — класс! А я была такой подросток — в косухе, все цвета радуги на волосах, тут бритое, там кольца…

Пришла поступать крутая — МСХШ с отличием, а мне тут же двойку влепили по композиции. Я даже поверить не могла, думала, может фамилию перепутали? Но оказалось, что все, что происходит в жизни, к лучшему. Мне друзья сказали, что Александр Татарский набирает курс на «Пилоте» и я пошла к нему поступать. Прошла к нему первым номером, он мне даже преподавать рисунок на этих курсах предложил. Проучилась там год, а потом ВГИК стал набирать первый экспериментальный курс компьютерной графики и анимации. А мне ведь всегда, когда рисовала, казалось: вот сюда бы — ритм, а здесь — музон добавить, оживить хотелось, только потом поняла, что это же и есть анимация и компьютерная графика. Компьютеры только начали появляться. И очень обрадовалась, что в первый раз не поступила на художника-постановщика анимационного кино.

Учиться было очень весело, к тому же в общаге жили — самое веселое было время. На первый свой анимационный фестиваль, в Тарусу, я попала еще со студенческим своим фильмом «Поэт и луна». И там познакомилась с ключевым человеком своей жизни — генеральным директором студии «Даго» Димой Юрковым, он был в жюри, ему понравился мой фильм и он пригласил меня к себе на студию работать, как только я закончила институт. И я там проработала режиссером рекламы, художником по компьютерной графике аж десять лет — благодаря этому я какую-то почву под ногами обрела, квартиру купила. Отличнейшие люди и реклама — прекрасная школа.

Д. Г.: Ах вот почему у тебя был довольно поздний дебют, оттого, что ты рекламу снимала! Ведь твоя однокурсница Лиза Скворцова стала кино снимать куда раньше.

С. А.: Ну да, я квартиру купила, сняла с себя этот хомут и пошла во все тяжкие — стала кино заниматься.

Д. Г.: Я помню, что у тебя даже реклама была очень авторская и смешная. «Шкода», например.

С. А.: А водка «Славянская»? Там очень был известный художник — Дамир Муратов. Примитивист прикольный.

Д. Г.: Из твоего раннего я еще помню клип в антинаркотическом проекте «Реанимация»…

С. А.: Да, на песню Найка Борзова, это давно было, когда я еще работала в «Даго».

Д. Г.: А что ты считаешь своим первым авторским фильмом?

С. А.: «Зеленые зубы» на студии «Пчела». Это то, что я хотела, и то, как я хотела — такая панкуха, неформальность. Это совершенно мое кино?—?и дурное и, надеюсь, обаятельное. Маша Муат, худрук «Пчелы», сказала: «Светка, давай, пора». Поверила и вдохнула в меня веру. Ей нужен был сюжет для детского альманаха. Я говорю: «Маш, ну я ж не могу для детей снимать, я ж только 18+». Смешно, что все мои следующие фильмы оказались тоже для детей.

Д. Г.: Замечательная детская страшилка получилась. Помню, еще у тебя была ужасно смешная реклама юбилейного фестиваля КРОК, хулиганская такая…

С. А.: За два дня сделала! Все надо быстро делать — вот «Зеленые зубы» я за два месяца сняла. Вернее, надо с первого раза. Вообще, от кино надо отдыхать, а у меня шло подряд. После «Зеленых зубов» — «Немного о себе», тоже с «Пчелой», по рисункам Тани Задорожной, совершенно гениальной девочки. Я нашла ее в интернете и влюбилась с первого взгляда. Хотела что-то о ней узнать, увидела надпись «Немного о себе» и подумала — вот наконец-то! А там написано: «Себь — это такое существо…»

Д. Г.: Этот фильм выглядит, будто ты его очень быстро делала…

С. А.: Нет, долго. Сначала пробовала с закадровым голосом. Но ударение же. И все рассыпается. Я уж подумала, что «каменный цветок не выходит». А потом решила по новеллам сделать, как немое кино, чтобы зритель читал, и уже его дело, куда он ударение ставит. Приблизила это к комиксам. То есть, получилась, что сняла его дважды — сначала одно кино, а потом — другое.

Д. Г.: И после этого была моя любимая «Звездочка»?

С. А.: Вот в «Звездочке» я все делала по десять дублей.

Д. Г.: Да, я помню, что ты говорила, что «Звездочка» тяжело шла. А в чем была проблема, почему ты застряла?

С. А.: Не знаю, ну, не получалось. Если бы я знала, в чем корень проблемы, я бы ее решила.

Д. Г.: Кино же чудесное получилось, может, тебя смущало, что там хулиганства мало?

С. А.: Может быть. Все равно там есть моменты, которые не решены. Мне кажется, нельзя так часто кино делать, это как рожать каждый год. Я вот сейчас только «Два Трамвая» закончила, а мне уже в августе надо сдавать другое кино.

Д. Г.: А почему так получилось?

С. А.: Ну потому, что мне сначала, в августе, на «Трамваи» министерство денег не дало, вернее, поставили в резерв, а потом, в декабре, можно сказать, на день рожденья мне такой подарок, — дали, когда я уже подписала другие контракты, и время было занято. Получилось, что у меня было всего три месяца на производство, а за это время нельзя сделать кукольный фильм.



Взять трамвайчик на ручки

Д. Г.: Давай начнем с начала: тебя Михаил Алдашин позвал на «Союзмультфильм» «Трамваи» делать?

С. А.: Да, он мне позвонил два года назад: приходи, нам нужны талантливые режиссеры. А я наткнулась в книжном магазине на эту книжку Осипа Мандельштама с рисунками Ани Десницкой. Это ее дипломная работа. Как девчонка заморочилась: она проиллюстрировала книгу куклами! Эта книжка — источник моего вдохновения, по ней я и делала фильм. В книге более картонно все выглядело, но мне как раз это нравилось. А меня переубедили союзмультфильмовские художники, что это слишком просто, слишком по-студенчески. Теперь я жалею, что фактура бумаги, картона ушла в профессионально-реалистическую школу «Союзмультфильма».

У нас были плоские человечки из бумаги и трехмерные, объемные реалистичные дома. А трамваи — что-то среднее, барельеф, который «женил» все. То есть было три пространства, три составляющие художественной стилистики. Дома мы делали заново по Аниным эскизам из книги, только побольше, чтобы они с куклами сочетались в большом кукольном павильоне. Десять домов у нас было и десять трамваев — три возраста у сына, и в каждом — по два зеркальных варианта: правый-левый, то есть всего шесть. И две мамы, плюс ее зеркальные копии, просто мы старенькую потом еще подфактурили, состарили.

Д. Г.: А почему ты так далеко уходишь от стихотворения? Ведь у Мандельштама, и в книжке — два брата, а не мать и сын.

С. А.: Ну каждый же человек снимает о своем. Я — мать, и у меня — сын.

Д. Г.: Вот эти отношения со старенькой матерью — тоже твое?

С. А.: Да, наверное. Каждый же через себя все воспринимает. Ко мне после показа подошел мужчина и говорит: а я думал, что это папа-трамвай. Гендерные различия здесь не важны, это же собирательный образ: родитель и ребенок.

Д. Г.: В этом фильме совсем нет твоего хулиганства, он очень сентиментальный, даже в большей степени, чем «Звездочка». Это из-за темы? Тут юмор есть в изображении, но подколок твоих нет.

С. А.: Ну я ведь тоже… Как говорится: хулиганю я по пятницам, а этот фильм был в понедельник. Ну и тема глобальная. А еще тут очень сильное художественное решение. Я когда увидела эту книжку, Ане говорю: кино явно будет хорошее, тут главное — не испортить. А потом и история разрослась. Поначалу сценарий был написан на 7 минут, а вылезло все в десять.

Д. Г.: Ты же первый раз работала с куклами, кто у тебя был в команде?

С. А.: Найти команду было невероятно сложно. И, тем более, чтобы это была действительно команда, нужна хотя бы пара месяцев: понять, что каждый специалист собой представляет. Оказалось, что кукольных специалистов — очень мало, а те, кто остались на «Союзмультфильме», уже очень преклонного возраста, и многие не знают, как компьютер включать. А надо было пахать, и быстро. В результате, мы ничего не успели и я очень многое доводила одна, дома, на коленках — уже на компьютере. То есть на одну треть — это просто компьютерная графика. Где-то пришлось даже «затрехмерить» персонажей. Но никто из профессионалов мне не сказал, что увидели компьютер, всем кажется, что это кукольное. Непреодолимой проблемой оказался человеческий фактор: один человек заболел — все встало. Я плачу всем остальным людям зарплату за то, что они просто ходят на работу. А время-то идет, это деньги, студия. Очень тяжело далось.

Д. Г.: А найти других людей нельзя?

С. А.: Невозможно. Кукольников почти нет у нас, а кто остался — все заняты на разных проектах. Тех, кто делает кукол — полтора человека. И это значит — отсутствие конкуренции. Просто, чтобы ты понимала масштабы катастрофы: к началу съемок у нас не была готова ни одна кукла. Все куклы полностью были сделаны за месяц до конца съемок, ты можешь такое представить?

Д. Г.: А как же вы снимали без кукол?

С. А.: Ну, сначала, одна была, потом бумажки снимали, где нет трамваев. Вот у нас был оператор Игорь Скидан-Босин, он в это же время у Андрея Хржановского работал, так что приходил на полдня. То есть получается, у нас было пол-оператора. Ну нету больше операторов для кукольного кино! Нету…

Д. А.: У тебя что, все время был стресс? Или ты получила удовольствие от того, что поработала с чем-то новым?

С. А.: …но зато у меня были аниматоры Алла Соловьева и Катя Рыкова — это такой уровень отношения к работе… Я счастлива была с ними работать. Алла Соловьева — это совершенно запредельного уровня аниматор, какой-то бог. Я когда увидела впервые сцену, где маленький трамвайчик читает учебник — вроде бы, что такого? — а у меня мурашки прямо были от счастья. Мне захотелось взять на ручки этот кусок железа, погладить, мне казалось, что он замурлычет сейчас. Я считаю, что прикоснулась к чему-то великому. Я о таких аниматорах только слышала. Даже потом, в постпродакшене, смотрела по кадрам сцену и смаковала. Нет, какие-то были удовольствия, были, были. Но в основном — ситуации, которые неподвластны управлению.

Д. Г.: То есть получилось не то, что ты задумала?

С. А.: Да, я вижу очень много ошибок, осталось ощущение неудовлетворенности. Правда, вот я «Варежку», например, смотрю, там столько технического брака, но ты этого не видишь, видишь теплоту и душевность фильма. Но в Суздале на фестивале смотрела «Трамваи» на большом экране и думаю: блин, все переделаю. Я тут поговорила с Костей Бронзитом о фильме и теперь попробую перемонтировать. Понимаю, что где-то еще динамики не хватает. Урезать надо. Но я и так уже столько вырезала! А жалко же такую ювелирную работу — реально, аниматоры работали с пинцетом и очками-лупой для ювелиров. Просто рука не поднимается резать по живому. Но я еще попробую.

Д. Г.: А что тебе Костя сказал?

С. А.: Про монтаж, про тайминг. Два часа мы говорили, и все — по делу. Очень жалко, что у меня не было таких педагогов. Ну не в сорок лет я должна это слышать! Я должна была это слушать и учиться, когда мне было 20 лет. Всю жизнь я мечтала учиться у Эдуарда Назарова и никак это не получалось. И в этот раз на «Союзмультфильм» шла и думала: наконец-то я у Назарова буду учиться. Все спрашивала у Алдашина: ты послал Назарову материал? — Да, послал. Потом он наконец-то сам позвонил, и сказал, что ему не понравилось, и он бы за такое кино не стал бы браться, а через месяц — умер. Разговор, которого я ждала всю жизнь. Ну почему во ВГИКе не преподавали ни Назаров, ни Норштейн?

Д. Г.: А ты не хочешь сама преподавать?

С. А.: Нет, мне кажется, я вечный студент. Я ведь еще после ВГИКа в школе-студии «ШАР» год училась — хотелось освоить режиссуру, а то во ВГИКе больше тусовка была. Это был последний курс Федора Хитрука — кое-что смогла взять у него. Я совершенно не чувствую себя зрелым режиссером.



Не доходить до середины стакана

Д. Г.: Расскажи, что сейчас в твоей жизни происходит.

С. А.: Сейчас так сложилось, что я половину времени живу в Черногории, работаю оттуда, удаленно. Там прекрасно — море из окна, красиво, воздух, люди доброжелательные — улыбаются все время. Скучновато конечно — слишком спокойно, слишком радостно. Но когда московского стресса не хватает, взял билет и приехал сюда, а потом — обратно. Для творчества, конечно, нужны внутренние страдания. В выражении «художник должен быть голодным» — что-то есть. Не то что он физически должен быть голодным, но должна быть какая-то внутренняя неудовлетворенность, которую он направляет в творчество. А когда у тебя все хорошо…

Д. Г.: Понятно, что там у тебя все хорошо. А в Москве что тебя заставляет работать?

С. А.: Здесь тоже люди симпатичные. Но Москва — более тяжелый, серый, агрессивный город. Когда живешь на две страны, берешь от каждой ее лучшую часть. Я так понимаю, что и там, и там есть плохое. Но я не успеваю дойти до той середины стакана — и уезжаю. Я и Москву люблю, и Черногорию.

Д. Г.: Там ты берешь погоду, природу…

С. А.: Даже пустоту. А здесь, наоборот, такая заполненность, постоянный час пик. Смешно, все пишут: Светка, когда ты приедешь? А когда приезжаешь, звонишь всем, а все заняты. Это проблема Москвы. В Черногории чуть не каждый вечер все встречаются в кафе — друзья, семья, все общаются, а тут все ходят в Фейсбук.

Д. Г.: У тебя получается столько зарабатывать анимацией, чтобы спокойно жить на две страны?

С. А.: Ну вот я сейчас делаю анимационную вставку в игровое кино, и за месяц мне платят столько, сколько мне выделил «Союзмультфильм» за год работы на «Двух трамваях». Там мне нужно было сделать ожившую гравюру, и я поняла, что это без компьютерной «трехмерки» — никак.

Д. Г.: А разве раньше ты делала что-то в 3D?

С. А.: Нет, раньше, когда мне нужна была «трехмерка», мне легче было нанять кого-то, тем более, что трехмерщиков полно. Ею нужно постоянно заниматься, там все время технологии меняются. Но сейчас решила, что и сама справлюсь, села за учебники и начала изучать.

Д. Г.: Ты действительно вечный студент. Чего бы тебе хотелось в профессии?

С. А.: Даже не знаю. Я могу сказать, что «Два трамвая» — это фильм всей моей жизни. Такой Арарат, который я хотела, ждала. Готовилась именно к такому фильму. А сейчас у меня, конечно, опустошение.

Д. Г.: А ты живописью-то продолжаешь заниматься? Ты же в красоте сейчас живешь.

С. А.: Да. Я всю зиму занималась именно живописью. Почему-то совсем не хотелось анимацией заниматься, а только рисовать. Акварелью.

Д. Г.: Хорошо жить на две страны?

С. А.: Иногда думаешь, что нет единства какого-то, а потом — что во мне самой нет единства, и это для меня идеальнейший вариант: не засиживаться. Так что не загадываю. Сейчас у меня все так хорошо в жизни, что я боюсь шевельнуться — по законам драматургии должно что-то плохое произойти. Ребенок вырос, профессию получил, пошел работать; мама здорова, за квартиру кредиты выплачены — все хорошо по всем пунктам. А я на любой шорох думаю, что что-то произойдет.

Д. Г.: А следующий твой фильм какой?

С. А.: Опять вернулась на студию «Пчела», уговорила Олесю Щукину у себя быть художником, опять, как и «Звездочка», будет по сценарию Юльки Ароновой — про дом. Так и называется —«Дом».

Поделиться