«Известия» публикуют последнее интервью театрального режиссера.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Зураб Джавахадзе
23 мая скончался внук Сталина, режиссер Александр Бурдонский. 45 лет он проработал в Театре Российской Армии. В память о народном артисте России «Известия» публикуют интервью, которое он дал на вечере памяти маршала Жукова. За режиссуру мероприятия отвечал другой постановщик, но проигнорировать премьеру родного театра Бурдонский не смог.
— Почему спектакль к юбилею маршала поставили не вы? Ведь вам эта тема очень близка.
— Мне предложили, но я отказался.
— Почему?
— Да зачем о нем говорить. О его роли полководца и военной личности всё сказано. А о нем как личности я прочел очень много материала и слишком хорошо знаю какие-то вещи, о которых никогда бы не стал говорить. Режиссер Андрей Бадулин сделал симпатичную, очень тактичную постановку, обойдя многие углы. Он собрал воспоминания, какие-то документы, этого оказалось достаточно для памятного спектакля. Если бы я взял всё в свои руки, то сделал бы всё гораздо жестче. Но зачем это нужно...
— Вам кажется, что авторы спектакля создали слишком парадный образ маршала?
— Скорее неточный. Например, там есть байка о том, что Сталин предложил Жукову принимать парад. Мол, Иосиф Виссарионович сел на белого коня и тот его скинул. Поэтому Жуков принимал Парад Победы. Это, конечно, чепуха. Ничего подобного не было. Все эти истории — липа, липа, липа. После двух инсультов с рукой, которая не двигалась, Сталин физически не мог сесть на коня. Отца, Василия Сталина, нет в живых, некому опровергнуть слухи, поэтому придумывают всё что угодно.
— Вы считаете, это плохо, что к юбилею предпочитают вспоминать только о хорошем?
— Увы, почему-то это правило касается не всех. По крайней мере, о Сталине я читаю негатив в каждой газете, каждый день.
— Молодежи трудно разобраться, что из этого правда, а что — нет...
— Молодежи это не нужно, мне кажется. У Сталина свои счеты со временем. Должно пройти время, чтобы страсти улеглись и появились другие оценки. Всё неоднозначно и очень сложно. У Сталина с Жуковым были непростые отношения. Но это был первый маршал, достойный своего главнокомандующего. Они образовали тандем. Сталин как-никак доверил взятие Берлина Жукову. Не Коневу и не Рокоссовскому. Думаю, Сталин симпатизировал Жукову.
— Понятно, что ваша родословная вас не отпускает. Вы рано узнали, кем был ваш дед?
— О том, чей я внук, я знал с раннего детства. Мне и до сих пор не дают забыть об этом. С младенчества вбивалось в голову, что я должен быть отличником в школе, вести себя примерно. Я ничего не мог себе позволить. Потом говорили, что я должен быть воином. Поэтому меня и в Суворовское училище отправили. Отец настоял, чтобы я пошел по военной стезе. Я этому сопротивлялся. Долгое время я не мог, образно говоря, ни рукой, ни ногой двинуть по своему желанию, потому что я внук самого Сталина. Это сковывало.
— Вы видели деда?
— Пару раз на парадах. А в доме — нет, никогда. Да и мой отец со своей сестрой тоже не могли просто так зайти к отцу. Надо было брать разрешение у охраны даже для звонка Сталину.
— Каким отец остался в памяти?
— Он был человеком одаренным, но ведь и над ним довлело имя Сталина. Из-за этого у отца был внутренний разлад. Он был несколько авторитарным, при разводе не отдал нас с сестрой маме. И мы жили с ним. Мне было четыре с половиной года, а Наде три с половиной. Сестра очень любила отца. А я долгое время обижался на него за то, что он так поступил с мамой. Ведь мы росли с мачехами. Отец несколько раз был женат.
— Он умер молодым...
— Да, отец выпивал, и это было постоянным поводом для сплетен и разговоров. Мать не могла справиться с его пристрастием. Однажды, стоя у окна, он сказал: «Галка, разве ты не понимаешь, что я жив, пока жив отец». Сталина похоронили 9 марта, а за отцом пришли 29-го. Он провел в заключении девять лет. И вскоре после освобождения умер.
— Вы до сих пор обижены на него?
— Сейчас я старше его. Он умер в 41 год, а мне уже 75. Я долго размышлял над нашей жизнью, над какими-то его поступками и понял, что я отношусь к нему как к сыну. Поэтому порой оправдываю. Отец ведь был вспыльчивым человеком. Устраивал с мамой какие-то разборки. Она много горя хлебнула в этом браке. А когда его посадили, он постоянно писал маме. Уже после его смерти я спрашивал маму, как она к нему относилась. Из ее слов я понял, что она его очень любила, даже несмотря на то, что отобрал у нее детей, сломал ей жизнь. Но вернуться к нему не смогла.